Повести и рассказы
Шрифт:
Дело было в пятом месяце, в пору вызревания хлебов, погода стояла жаркая. Су Тяньсян весь взмок, на его лице и висках поблескивали прозрачные, словно крылышки цикад, капли. Пожалуй, Су Тяньсяну, как признанному мастеру кулачного боя, и не к лицу было так увлекаться, а может быть, он, человек преклонного возраста, которому трудно угнаться за молодыми, на сей раз переусердствовал, вот и запыхался.
Дурень-Второй сказал:
— Не выпить ли вам, уважаемый, чаю?
Су Тяньсян словно не расслышал его слов, без усилия поднял ногу и хотел было ударить ею Дурню-Второму в живот, целясь в самое уязвимое место. Дурень-Второй не задумываясь принял позу «Чан Э отступает в сторону», и нога учителя Су прошла мимо. Су Тяньсян со всей силы ударил ногой в пустоту и всем телом наклонился вперед. Он быстро приставил вторую ногу, но на какое-то мгновение потерял равновесие и беспорядочно замахал руками в воздухе. Когда он снова прочно встал на обе ноги, то ткнул пальцем в Дурня-Второго и сказал:
— Ты, видно, устал. Я дам тебе передохнуть.
Все вокруг видели, что Су Тяньсян был слегка измотан. Дурень-Второй подумал о том, что этот старик приехал издалека, в душном паланкине, да еще жарился на солнце. Он прекратил схватку и сказал:
— Я пойду принесу вам, уважаемый, чаю.
Едва он повернулся к учителю Су спиной, как почувствовал, что сзади что-то сверкнуло в воздухе, и в тот же миг по его шее пробежал холодок. Сердце его кольнуло недоброе предчувствие, но волосы откликнулись на него даже быстрее, чем разум. Бах! Он обернулся и увидел, что в земле торчал узкий нож длиной больше половины чи. Су Тяньсян стоял неподвижно, как столб, на ладони его правой руки виднелась красноватая вмятина от только что брошенного им ножа. А собственная коса Дурня уже спадала ему на плечо, словно ручная змея, готовая в любой миг броситься: на того, кто приблизится к ней. Все вокруг обомлели. Кое-кто подумал о том, что Су Тяньсян недаром не стал снимать халат — видно, прятал внутри него нож. Но как же Дурень-Второй ухитрился опередить учителя Су и отбить нож?
Задуманное Су Тяньсяном нападение исподтишка сорвалось, но у кого в первый раз не получится, тот не успокоится, пока не попытается во второй раз. Однако едва он метнулся к торчавшему из земли ножу, как коса Дурня-Второго с молниеносной быстротой обвилась вокруг рукоятки ножа, выдернула его из земли и отшвырнула в сторону. Нож с глухим стуком вонзился в росшую неподалеку иву. Его лезвие вошло в дерево почти на целый цунь [32] .
Толпа вокруг так и ахнула!
32
Мера длины в Китае, 3,2 см.
Су Тяньсян весь затрясся, его лицо стало бледным. Он крикнул Дурню-Второму прежним начальственным тоном:
— Что-то, парень, твоим словам не верится. Говоришь, что не занимаешься воинским искусством, что не будешь драться косой, не будешь мешать мне показывать приемы. Ну, погоди, как-нибудь ты у меня отведаешь кулачного искусства Врат Будды, по настоящей шаолиньской школе. То-то затрещат твои косточки и полопается твоя шкура!
С этими словами он нырнул в паланкин и, не дожидаясь, пока слуги опустят занавес, сам сдернул его. Паланкин тут же унесли. Стеклянный Цветок еще быстрее побежал впереди паланкина.
Дурень-Второй стоял и смотрел на стремительно удалявшийся паланкин. Он не понимал, почему этот знаменитый человек поспешил убраться восвояси, как только у них вышло серьезное столкновение. Сначала он держался с таким достоинством и дал так много наставлений, что перед ним просто невозможно было не склонить голову. А потом он так ладно показывал всевозможные приемы кулачного боя!
В каждом деле есть, во-первых, способности, во-вторых, язык, а в-третьих, искусство. Если мало способностей, тогда работают языком, если языком не победишь, тогда показывают искусство. Сам-то он поначалу думал, что все вокруг сильнее его, ему и в голову не приходило, что его коса сокрушит всех этих именитых людей. Конечно, авторитет больших людей наполовину держится на их славе, только откуда взялась сама слава? Это уж одному черту известно. Но он уже поверил в свои силы.
Словно на крыльях счастья, он вбежал во двор, запер ворота и в каком-то сладостном упоении на одном дыхании проделал все сто восемь ударов косой, которым его обучил отец. С каждым ударом он все отчетливее чувствовал, что коса легко повинуется ему и может делать все что угодно, что она бывает и твердая, и мягкая, все понимает и для нее нет преград. Казалось, в целом свете не было силы, которая могла бы ей противостоять. Он мотнул головой, и коса послушно улеглась у него на затылке. В этот миг душу его наполняло радостное возбуждение, но, успокоившись, он понял, что к этой радости примешивалась какая-то смутная, неизъяснимая тревога. Да, неизвестного в мире всегда больше, чем известного, а вымышленного куда больше, чем настоящего. Тут гляди в оба!
7. Хозяин лавки заморских товаров Ян Дяньци
Люди что пчелы: где цветы, туда и слетаются.
Когда вы стоите высоко, вокруг вас мельтешит толпа, и вы не можете разобраться, что к чему. Но стоит вам очутиться внизу, как истина и ложь окажутся разделенными, и вы тут же поймете настоящую цену всего. Есть в Тяньцзине поговорка, она гласит: самую черную отраву подносят приятели.
За эти несколько месяцев опозоренному Стеклянному Цветку пришлось хорошенько изведать вкус самой горькой отравы. Никто его не чтил, никто его не боялся. Один человек — это просто одинокое существо. Для таких, как он, уже не способных нагонять страх, все кончено. У него не хватало смелости показаться на улице Гуицзе, а его почет, власть, связи и даже удовольствия в кабачках и притонах квартала Хоуцзяхоу заграбастал Смертник Цуй. Теперь он жалел, что в год, когда он был особенно в силе, не разделался со Смертником Цуем под предлогом того, что тот покалечил ему глаз. А сейчас сердиться и пугать кого-то было уже бесполезно. Любой припомнит ему историю с Дурнем-Вторым. Злиться на других, злиться на небо и землю — это даже легче, чем злиться на самого себя. Как ни верти, а все рухнуло по его собственной вине.
Он больше не осмеливался просить кого-то о помощи. Дай Куйи, Ван Каньтянь, Лю Банцзы сами опозорились. Он даже привел Су Тяньсяна, чтобы тот побил Дурня-Второго. Кто же знал, что этот учитель только пыжиться горазд? После того как Су Тяньсяну досталось от косы Дурня-Второго и ему, пристыженному, пришлось убраться восвояси, ученики чуть ли не смеялись над ним. А слава Дурня-Второго стала еще громче. Ну а когда люди начинали говорить про волшебный кнут, они тут же, конечно, вспоминали и о Стеклянном Цветке. Ведь о том кнуте стало известно после того, как Стеклянный Цветок вздумал пошуметь на празднике. Если бы не он, Дурень-Второй до сих пор торговал бы своей соей и не знали бы о нем, как говорится, ни слухом ни духом! Поэтому кто бы ни говорил про волшебный кнут, обязательно начинал свой рассказ с того, как Стеклянный Цветок «задрал ноги к небу». А кто хотел, чтобы волшебный кнут казался еще волшебнее, тот говорил что-нибудь еще более неприятное. Мог ли он ходить надутым, как бык? Приходилось вилять хвостом, как собачонке.
Однажды он остался без денег и пришел к дому Чжаня, что неподалеку от храма «Трех благородных» у северо-восточного угла стены. Он постучал в ворота и попросил Фэйлайфэн дать ему немного взаймы. Матушка Ху вынесла ему кошелек с серебром и сказала, что это ему прислала вторая госпожа. Ему подумалось тогда, что он просит подаяние, как нищий, и что он даже хуже нищего. Взяв кошелек, он сказал тетушке Ху:
— Передай второй госпоже, когда деньги выйдут, я опять к ней приду.
Деньги те он растратил за двадцать дней и в самом деле пришел опять к дому Чжаня, но матушка Ху вышла и сказала ему, что большая госпожа заперла вторую госпожу в ее комнате. Он не поверил, решил, что Фэйлайфэн не хочет его уважить, стал отрывать от ограды черепицу и бросать ее во двор, перебил стоявшие там вазы с золотыми рыбками, на шум выбежали слуги Чжаня, бросились на него, и он не переводя дух бежал от них почти до устья реки.
Сутки он прятался на соляном складе, а с голодухи лизал соль. На второй день с утра выбрался оттуда и пошел на северную окраину, вдруг слышит, кто-то окликнул его:
— Третий господин!
Очень он удивился, ведь за эти месяцы что-то не слыхать было, чтобы его называли третьим господином. Оглянулся, а это хозяин лавки заморских товаров Ян Дяньци.
Ян Дяньци торговал только заморскими товарами, продавал американскую саржу, английское полотно, тонкий японский шелк. В его лавке было полно всякой утвари, металлических изделий, бумаги, сигар, иголок с нитками и всякой другой мелочи из разных стран. В последние годы любителей заморских товаров становилось все больше: одни считали, что ими удобно пользоваться, другие покупали что поновее, третьи приобретали заморские товары из желания похвастаться. И торговля у него шла все бойчее. Еще он продавал иностранцам отечественные шелка и полотно, верблюжью шерсть, орехи, коконы шелкопряда, соломенные шляпы, воловью кожу, овечью шерсть, рога и разный другой товар и получал с того немалую прибыль. В ту пору еще не существовало понятий «ввоз» и «вывоз» товаров, но на деле все, что ввозилось и вывозилось в Тяньцзине, проходило через его руки. Этот человек был худощав и высок, с маленьким бледным лицом и колючими глазами, в которых светился ум. Он знал много иностранцев в Цзычжулине, умел говорить на нескольких языках, а в его доме было так много удивительных и забавных заморских вещей, что у посетителей просто глаза разбегались. Время от времени он прогуливался по городу с рыжебородыми и золотоволосыми иностранцами, носившими белые перчатки и стекла в глазу, а на китайцев глядел еще презрительнее, чем иностранцы.