Повести и рассказы
Шрифт:
— Ты… ты сбрил доставшийся от предков волшебный кнут?
— Ты что-то не так сказал! — ответил Дурень-Второй. — Если бы ты знал, при каких обстоятельствах мои предки придумали драться косой, ты бы понял, что я перенял истинное мастерство предков. С заветами предков все в порядке, когда надо было срезать косы, я ее и отрезал. Я отрезал только кнут, а волшебство осталось. Вот почему как ни верти, а так просто с нами не разделаешься. Какую бы новую забаву ни придумали, мы тоже будем ею забавляться, не станем трусить перед другими. Ну как, поиграем?
Тут Стеклянный Цветок сдался:
— Третий господин вам поклон бьет. Наше дело уж быльем поросло, будем считать, что с ним кончено!
Дурень-Второй усмехнулся, надел повязку на голову, повернулся и ушел с тем
Прошло немного времени, и разнесся слух, что в армии Северного похода есть необыкновенный мастер стрельбы из винтовки, стреляет сразу из двух винтовок и бьет без промаха, а выговор у него тяньцзиньский, сразу видно, что он родом из Тяньцзиня, только вот фамилии и имени его никто не мог назвать.
Стеклянный Цветок прикинул, что к чему, да прикусил язык…
Перевод В. Малявина.
ДИЛЕММА
В жизни многие проблемы — это неразрешимые уравнения.
1. Чжо Найли
Низко над землей повисла темная туча, и вслед за порывами влажного ветра зарядил обычный для ранней весны дождь. Я обрадовался: все-таки вовремя удалось отыскать ее дом.
Невысокая одностворчатая дверь выходила прямо на улицу. Краска на ней почти совсем облупилась. В глаза бросились длинные, сверху донизу, щели между рассохшимися дверными досками. До чего же обветшалое, неприглядное жилище! Неужели она здесь живет?
Я постучал дважды: три удара в первый раз и три удара — во второй. Внутри послышались шорохи, но дверь не открывали. Дождь вынуждал действовать настойчивей, и когда я приготовился было постучать снова, дверь резко и шумно распахнулась. Появилась изможденная женщина. Лицо у нее было желтое, но с правильными чертами, какое-то застывшее, почти без выражения, словно гладкая твердая деревяшка, насупленное. Быть может, из-за того, что мой неожиданный приход застал ее врасплох? Нет, пожалуй, причина не в этом; большие черные глаза женщины внимательно и придирчиво ощупали меня с головы до ног. В моей экипировке она, кажется, обнаружила что-то неприятное, хотя одет я был обычно: в простой форменный костюм, поношенные тряпичные туфли, да еще под мышкой держал черный портфель из искусственной кожи. Ее взгляд приковал именно этот портфель, какое-то время она не сводила с него глаз, потом подняла голову и вызывающе, довольно резко бросила:
— Я тебя не знаю!
Это уж совсем не те слова, которыми принято встречать незнакомого гостя.
— Но я пришел именно к тебе. Ведь ты — Чжо Найли, не так ли?
Держался я невозмутимо и даже, можно сказать, равнодушно, желая таким образом отреагировать на ее неприветливость.
— А в чем дело?
Смотрела она неприязненно. Заслонила собой дверной проем, не собираясь впускать меня в дом.
Дождевые капли, тихо стуча, падали на мою шляпу, плечи. Оказывается, она способна, невзирая на приличия, не дрогнув ни одним мускулом, спокойно смотреть на то, как человек мокнет на улице под дождем. Я начал терять терпение.
— Я из нарсуда уезда Маань. Приехал специально по твоему бракоразводному процессу.
Приди я к ней не по служебной надобности, а с частным визитом, я бы бросил пару язвительных замечаний, повернулся и ушел.
После моих слов лицо женщины преобразилось: стало до смешного удивленным, даже комичным. Что оно выражало — издевку, иронию, покорность или скрытый намек на какую-то мысль, — определить было трудно. Решительно повернувшись, она вошла в дом, бросив на ходу:
— Тогда пожалуйста!
Проход освободился, я последовал за ней.
— Садись! — проронила она.
Куда садиться, она не уточнила, сама же кинулась расправлять скомканное на кровати одеяло. В комнате, у небольшого столика, я увидел старинный стул с высокой спинкой и сел на него. Женщина, не обращая на меня внимания, продолжала заниматься своими делами, будто в комнате, кроме нее, никого не было.
Только теперь мне стала ясна вся беспочвенность оптимизма, с которым я принял к исполнению это дело.
Вчера после обеда заместитель председателя уездного суда пригласил меня к себе и вручил, как он изволил выразиться, «весьма щекотливое дело». Дело о разводе. Как о некой потрясающей новости о нем у нас в уезде давно были наслышаны все, естественно, и до моих ушей неоднократно кое-что доходило. Поскольку конкретно данным делом я не занимался, то знал о нем не много. Мне было известно, что восемь лет назад в большую производственную бригаду Даюйшу коммуны Чжаоцзятунь приехала из города девушка со средним образованием. Не прошло и года, как она вышла замуж за одного из членов бригады по имени Чжао Сочжу. Руководство коммуны рапортовало в уезд об этом браке, охарактеризовав его как образец «укоренения грамотной молодежи в деревне». В то время я работал в уезде техническим секретарем, и этот материал проходил через меня, более того — о нем, кажется, появилась информация в какой-то газете.
Позднее вместе с другими уездными работниками я выезжал на три месяца в коммуну Чжаоцзятунь для оказания помощи в строительстве оросительного канала и там слышал об этой молодой чете. Жили они в ладу, у них родились два мальчика-близнеца. Лично я не видел супругов, хотя, откровенно говоря, мне очень хотелось посмотреть, как складывается семейная жизнь у девушки из большого города с человеком, выросшим в деревне, что называется, от земли. Но полгода тому назад до нас дошла весть, что эта женщина внезапно подала на развод. Причем с самого начала заявила о своем непреклонном решении развестись во что бы то ни стало — как гвоздь в доску заколотила! Чжао Сочжу согласия на развод не дал, тогда она без лишних слов укатила в город, бросив мужа и двух сыновей. Прошло четыре месяца с момента ее бегства, и за все это время она ни разу не навестила семью. По всему выходило, что с Чжао Сочжу она порвала окончательно, совершенно не интересуясь его мнением на сей счет.
И тут начались людские толки. Одни осуждали жену, другие — мужа, одни хвалили, другие хаяли, одобряли, порицали и даже мерзостные, пакостные предположения строили. Я пытался прояснить некоторые детали у старины Люя, занимавшегося данным делом, но, как ни странно, ничего вразумительного тот сообщить не смог, лишь дал понять, что стоит на стороне Чжао Сочжу. Я спросил — почему. Он ответил, что доводы женщины непонятны, что «некоторые ее словечки поразительны и докопаться до их истинного смысла нет никакой возможности» и даже «невоспроизводимы». Кроме того, Люй добавил, что сам он не очень «подкован» в смысле образования и не в состоянии совладать с этой грамотной молодой бабенкой, которая «за словом в карман не лезет, настырна и стоит насмерть за свою правду».
В конечном счете это дело на том этапе так и не получило своего завершения. И кто бы мог подумать, что вчера во второй половине дня оно свалится на мою голову! Заместитель председателя суда заявил, что я не лишен дара убеждения, лучше других умею находить правильные решения в сложных спорных вопросах, к тому же в уездном суде я единственный работник с высшим образованием, а этого вполне достаточно, чтобы справиться с женщиной, окончившей только среднюю школу.
Посему, видимо, я оказался именно тем человеком, которому следовало поручить это дело. Я согласился принять его в свое ведение и вчера вечером продумал некоторые детали предстоящей работы. Прежде всего надобно кое-что довыяснить, затем в соответствии с заведенным порядком ведения бракоразводных процессов, кроме случаев с особыми обстоятельствами, следует, как обычно, примирить стороны.