Повести, очерки, публицистика (Том 3)
Шрифт:
К присударям близко подходила так называемая "шоша" - мелкое заводское начальство: "уставщики", надсмотрщики, надзиратели цехов... "Шошу" заводское начальство также держало в черном теле: плохо оплачивало и часто смещало. Положение этих служащих, между тем, было, пожалуй, трудное: слишком усердствовать - рабочие изуродуют, не усердствовать - начальство сместит и с заводов "прогонит". Сами недавние рабочие, отличавшиеся от остальных только высокой квалификацией и кой-какой грамотностью, они в большинстве своем старались не разойтись с рабочими. Но тогда начальство находило
В силу двойственного положения "шоши" отношение к ней мастеровых было разное: одних считали за своих лучших товарищей, на других смотрели, как на злейших врагов.
"Кричными жомами" в заводах называли разных приемщиков: угля, руды, дров, железа. К выбору "жомов" заводское начальство относилось внимательно и подбирало вполне "надежных" людей, главным образом из лиц конторского труда, которые с голодного куска охотно шли в группу "жомов". Жалованье там было меньше, чем в конторе, но зато выдавались наградные за "пример" и "привес" иногда в размере годового заработка, и представлялась возможность "темного" дохода.
Приемка производилась так, что на ней заводоуправление получало не менее четверти ежегодного дохода.
Кроме "узаконенного" грабежа крестьянского и рабочего труда, производилась специальная надбавка, определявшаяся ловкостью "жома" и его аппетитом.
Легче всего, конечно, было орудовать с рудой и углем. Здесь помогал и способ укладки, и малограмотность, и разрозненность крестьянства, которое по преимуществу занималось доставкой этих материалов.
С дровами тоже было просто. Тут и усушка, и неплотность кладки, и трухлявое полено - все шло в дело. За все нужна была скидка. И набегало!
Даже с медью и железом ухитрялись "зарабатывать". Прежде всего здесь практиковался узаконенный "поход" на развеску - по десять фунтов с каждого "весу" ("вес" - около сорока пудов). Этот "поход", выкачиваемый в количестве десятка тысяч пудов из кармана рабочего, не оставался в пользу завода - он шел в виде взятки екатеринбургским продавцам сысертского железа и вокзальным служащим, у которых в конце года получался тоже "привес".
Узаконенным "походом" дело, однако, не ограничивалось.
После двенадцати часов "огневой" работы сдатчики от смены, конечно, не имели большого желания задерживаться еще на час - на два, и вот начиналась "маховая работа". Железо проходило по весам, но точно не взвешивалось. Только и слышались короткие выкрики:
"С весу! Пишу сорок один.
– С весу! Пишу тридцать восемь". Опытный взгляд весовщика работал в пользу заводоуправления. Получался "поход" сверх "похода" - за быстроту записи и наметанность глаза. Такого дополнительного "похода" набиралось по всем заводам тоже свыше десяти тысяч пудов в год.
Если прибавить к этому, что часть "темного" железа непосредственно сбывалась "жомами" на сторону, то станет ясным, что "обмишуривание" рабочих в Сысертских заводах было поставлено основательно и совершенно откровенно.
Нужно сказать, что отношение рабочих к "жомам" было все-таки терпимое. Все знали, что заводоуправление держит их чуть ли не исключительно на "наградных", которые определялись количеством "привеса". Окажется в конце года "экономия" тысячи три-четыре пудов - дадут "награду" рублей полтораста - двести. Это, конечно, немного при пятнадцати - двадцатирублевом жалованье, и рабочие мирились с неизбежностью "жертвовать" не только тысячи пудов владельцу, но и сотни весовщикам.
Недовольство было лишь в тех случаях, когда кто-нибудь зарывался свыше всякой меры, когда все видели, что за счет "привеса" и "примера" начиналась постройка домов, покупка выездных лошадей и так далее. Тогда применялась "учь". На дровяных площадях и в угольных сараях чаще обыкновенного начинались пожары, в магазинах перепутывались сорта железа, производилась повторная сдача, железо попадало "случайному возчику", не доходя до магазинов. И в результате замена зарвавшегося другим приемщиком была обеспечена.
ЗАВОДСКИЕ
Заводскими назывались не просто жители заводских селений, а те, кто имел какое-нибудь касательство к производству заводов. Сюда входили и крестьяне, занятые на заводских работах.
Наиболее многочисленные группы составляли "руднишные" и "куренные".
Разработка руд в конце прошлого столетия велась в основном на Боевском руднике, где работали крестьяне ближайших к руднику сел и деревень. В заводах "руднишные" показывались главным образом зимой, когда производился прием выработки.
Бесконечные вереницы саней с коричневыми от руды палубками тянулись ежедневно в Сысерть со стороны Боевки. Выбитая ступеньками дорога была тоже коричневой. Около возов шагали коричневые люди.
Хотя они и звались заводскими, но в действительности жили все-таки своей особой жизнью. Для них работа на рудниках и возка руды были подсобными занятиями к основному - крестьянскому.
"Мастерко" смотрел на них сверху вниз, как на "крестьянчиков", хотя иногда завидовал им. Ему, дескать, ловко работать из-за земли-то. Никому не кланяйся!
В действительности было не совсем "ловко". Этих угрюмых коричневых людей загонял на рудники недостаток земли. Из-за земельной тесноты и шли они, от мала до велика, за заработком на рудничные работы и как раз к посеву изматывали своих лошаденок на заводской работе.
Их обмеривали самым наглым образом и во время приемки руды из забоя и при доставке на заводы. Расходчики, иногда стеснявшиеся своих фабричных, по отношению к рудничным "орудовали" без всякого стеснения и даже щеголяли своим бесстыдством: "Что он, сипак, понимает? Его на трех копейках обставить можно".