Повести писателей Латвии
Шрифт:
…Это была легкая и веселая неделя. На мешки с зерном мы больше не забирались: в нашем распоряжении была отдельная квартира с двуспальной кроватью, но такой невыразимой близости, как в первую ночь, больше не возникало.
А однажды утром, на заре, в сушилке появился незнакомый человек и попросил Дзидру выйти на минутку.
Разговаривали они не минутку, а битый час. Дзидра вернулась заметно оживленной и отозвала меня в сторону.
— Знаешь, кто это был?
— Откуда же мне знать?
— Мой дядя, теткин муж. Ругал меня за то, что удрала: поговорила бы, мол, с ним, и все устроилось бы как следует. Говорит, они обыскались по всем больницам, потом обратились в милицию, и там — не сразу, правда, — им сказали, где я нахожусь. Говорит — хорошо, что я хочу учиться. Многим они мне помочь не смогут, но что-нибудь придумают. Мало ли я его детей нянчила, стряпала… Говорит, — рад, что я стала студенткой, зовет приехать хотя бы за вещами, поговорить по-человечески. И учительница тоже спрашивает, куда я исчезла. Он говорит — неужели все вместе не придумают, как высшую школу одолеть? И денег оставил, — показала мне Дзидра несколько бумажек. — Тебе не надо?
— Глупая, куда я их сейчас дену? Сколько мне нужно, я всегда заработаю. Да и дома у меня кое-что припрятано.
— Когда нам дадут выходной?
— Спроси у бригадирши. Я рад, что у тебя все начинает улаживаться. Горизонт проясняется.
— Только бы не начало лить, — улыбнувшись, сказала она.
Выходной настал, как по щучьему велению. В то же самое утро Гундега сказала:
— Ваш преподаватель каждый день интересуется, как у вас дела. Уверяет, что ночная работа вредна молодым. Так что сегодня и завтра гуляйте, а с послезавтра придется работать вместе со всеми. Тех двух полудурков мне в конце концов удалось выцарапать из милиции. Хорошо хоть, что передрались они между собой, других не задевали. Сейчас я закину вас домой, отдохнете, а вечерком посидим на прощание. Втроем.
Дзидра замялась:
— Я бы лучше съездила к родственникам. Тут недалеко. Через полтора часа пойдет автобус.
— Не поев, не поспав? Поезжай завтра!
— Ничего, поем и высплюсь дома, а послезавтра буду тут как тут. Хочется навестить двоюродных братишек.
Ох ты, как умеет она врать, когда нужно!
— Как хочешь. Тогда я быстренько отвезу тебя на остановку, там рядом столовая, хоть что-нибудь перекусишь. С пустым животом из моей бригады еще никто не уезжал.
Так мы и сделали.
После этого Гундега долго молчала, прежде чем спросить:
— А ты? Что ты собираешься делать? Может быть, тоже больше не хочешь ехать ко мне?
В ее голосе прозвучал вызов, который мне оставалось только принять.
— Нет, почему же.
Гундега слегка оживилась: вообще, я чувствовал, что последнее время ее тяготят какие-то неприятные мысли.
В молчании доехали мы до трехэтажного дома. Гундега отдала мне ключ и едва слышно проговорила:
— До вечера…
Я выспался в одиночку, застлал кровать — до сих пор это делала Дзидра, — потом крутил ручки «Даугавы» и рылся в библиотеке Гундеги. У нее было много книг по сельскому хозяйству и политэкономии — на латышском, русском и немецком языках — и очень мало художественной литературы. Но разве у колхозного бригадира, к тому же студентки-заочницы, остается время на чтение всякой чепухи?
Гундега вернулась раньше обычного.
— Ой, а я только собрался готовить тебе ужин.
— На такую честь претендовать я не осмеливалась и постаралась вернуться пораньше, — и она сделала книксен, точно школьница.
Вскоре в комнате был уже накрыт стол, не хуже, чем в лучших рижских ресторанах; перед каждым прибором — три рюмки, посреди стола бутылки с коньяком, джином, «Саперави» и лимонадом.
— Прошу! — пригласила Гундега.
Некоторое время мы пили и закусывали молча. Гундега не только не отставала от меня, но, напротив, все убыстряла темп, как если бы мы устроили тут соревнование. Недоставало только судьи. Но может быть, он был тут, рядом с нами: время.
Когда уровень в бутылках заметно понизился, Гундега неожиданно сказала:
— Что же ты ничего не спросишь о своей Норе? Или ты совсем забыл ее?
— А я все время жду, чтобы ты рассказала, если хоть что-нибудь знаешь. Не хотелось обижать тебя такими вопросами. Ты колхозный бригадир, я — простой студент…
Гундега нервно теребила бахрому скатерти. Без сомнения, она уловила скрытую в моих словах иронию и начала рассказывать, опустив глаза:
— Я, честное слово, не виновата. Под черемухой, у дороги она заболталась с их долговязым учителем пения. Те, из леса, велели им стать на колени и петь «Боже, благослови Латвию». Учитель пения сразу же так и сделал, его и пальцем не тронули, а твоя Нора осталась стоять и что было силы ругала и его, и нас. Парням кровь ударила в голову, и… Я убежала, чтобы ничего не видеть, и тысячу раз прокляла тот час, когда связалась с ними. Но было поздно.
— Да, многое в жизни мы понимаем слишком поздно, — согласился я. И странно — в душе моей больше не было ни жалости, ни печали, ни горечи, — только бескрайняя, неизмеримая пустота. — Но найти дорогу к нам было вовсе не так трудно.
И, видя, что Гундега молчит, я прибавил, словно себе самому:
— А меня однажды фрицы не пристукнули только потому, что я не стал на колени перед дулами автоматов. Наткнулся на таких, кто еще уважал — ну, как это назвать, — простую человеческую смелость.
Гундега медленно налила рюмки.
— Выпьем, чтобы земля была Норе пухом!
— За это пей одна. Я уже достаточно пил и достаточно выл, словно волк на луну.
Она выпила в одиночку.
Потом мы снова долго молчали, пока Гундега не налила себе.
— Слушай, только не отказывайся выпить со мною за наш колхоз. Ну да, я бывшая пособница бандитов, бандитская подружка, но крови на моей совести нет. В конце концов, свое наказание я отбыла, разве не так? Мне доверили самую отстающую бригаду в колхозе, потому что туда больше некого было послать. Скоро минет третий год, как я ею командую, и она прочно занимает первое место в колхозе. Прочно! Догнать меня больше никто не может. Так человек я или нет?
— За колхоз я с тобой выпью. — И я поднял рюмку.
Гундега чокнулась со мной, рука ее дрожала. Затем облегченно вздохнула:
— Спасибо. Твое мнение для меня важнее десяти приговоров и десяти амнистий, потому что это ты вывозил меня отсюда. И еще не дал доругаться с твоим напарником. «Разоралась, как испанская шлюха из Барселоны», — и Гундега резко рассмеялась.
Я махнул рукой.
— Расскажи лучше, как тебе удалось вытащить твою бригаду на первое место.
— Ну, в этом мало интересного. К каждому нужно найти правильный подход. Одному пообещать, другому пригрозить, третьего выручить из беды, четвертого помирить с женой…