Повести писателей Латвии
Шрифт:
— Этот номер не пройдет! Что ты подхалимка, лицемерка — давно было известно, а ты, оказывается, еще и аферистка! — Мартынь нащупал во внутреннем кармане пиджака завещание, вытащил его, развернул и сунул Олите под нос.
— Читать умеешь? Так на вот! Порадуйся! Куда бы ты ни засовывала ключи, все равно найду. Потому что все здесь принадлежит мне, мне, ты!
Олита на миг смутилась, но, всмотревшись в документ, усмехнулась:
— Этот клочок бумаги ты можешь оставить при себе, а машина моя.
— Ты что, бредишь? — Мартынь стукнул кулаком по столу.
Женщина что-то прошипела и выскочила из комнаты. Она возвратилась со своей сумочкой, вытащила из нее завещание и положила на стол. Мартынь протянул руку.
— Не тронь! — крикнула Олита. — Глазами смотри!
— Пошла ты… — Мужчина схватился за листок.
Олита, оберегая, хлопнула по нему обеими ладонями. Бумага не выдержала и разорвалась.
Оба наследника отступили: как же теперь?
Первым опомнился Мартынь, когда-то он слышал, что порванные документы теряют силу, поэтому он уже совершенно спокойно сложил обе половинки, чтобы убедиться, правду ли говорит Олита. Вдруг в голову стукнуло: но ведь у нотариуса остается второй экземпляр. Мартынь почувствовал, как по спине от шеи до копчика пробежали мурашки. Потом он усмехнулся и сказал:
— Напрасно старалась! Ласме — это все равно что мне. А вот тебе-то не придется покататься.
— Не рано ли закукарекал? — ехидно усмехнулась Олита. — У нее эта дурь уже прошла. В каникулы приезжала с молодым доктором — картинка, не мужчина. Он меня и покатает.
— Врешь! — закричал Мартынь. — Врешь… — повторил он, но уже тише. «Некогда, некогда!» — зазвенел в ушах Ласмин голос. Нет времени… А он все поломал. На двадцать пятом году семейной жизни. Сына потерял. Некогда… Работу поменял. Некогда… Это Олита, старая, расплывшаяся квакша, во всем виновата! Вырастила дочь, как две капли воды похожую на ту, какой сама была в то военное лето. Привезла, чуть ли не в руки ему пихнула. Проклятая любовь подростка! Зачем только она проснулась и вскружила голову взрослому мужчине! Да нет, Олита врет! Сейчас я заставлю ее признаться, сейчас!
— Виктор! — позвала женщина на помощь. — Виктор!
Мартынь зажал ей рот.
Услышав крики, вбежала Элга.
— Сумасшедший! — Она принялась дергать Мартыня за руку, пытаясь освободить Олиту.
Тутер оттолкнул свою жертву, и та повалилась на Миртину кровать. Мартынь провел ладонью по лицу. И вправду с ума сошел. Что это с ним?
— Фу, как некрасиво! — пристыдила его Элга. — Полон дом народу, на кухне — женщины, что потом говорить станут?
Олита стонала.
— Вывела из терпения, — оправдывался Мартынь. — Прямо смотреть на нее противно! Тридцать лет не показывалась, а как услышала про машину, приползла, обвилась вокруг тети, как гадюка, пока не задушила.
Олита привстала.
— Я? Я? Да мы с Нового года тут не были!
Элга заметила на столе разорванное завещание, вгляделась.
— Это недействительное.
— Но разобрать ведь можно, — возразила Олита.
— Есть еще третье завещание, — пояснила Элга.
— Ах, вот как? — Олита вскочила на ноги. —
Элга вытащила из кармана Миртину связку ключей, отомкнула средний ящик комода и, вынув оттуда вчетверо сложенный листок, протянула Мартыню, но Олита выхватила и принялась читать:
— «Я, Леясблуса Мирта Карловна, завещаю принадлежащий мне дом своему племяннику Мартыню…» Ага, вот мелькнуло ее имя. «Вклад в сберегательной кассе, одежду, полотно, а также одеяла и постельное белье (в употреблении не было) завещаю Спреслинь Олите. Пряжу и шерсть, а также прялку Спреслинь Ласме…» Где же о машине? «Корову, овец и свинью Веперису Дауманту… кур и теленка…» О боже! Его еще нет на свете. А машину? Машину? А! Вот!
Прочитав, Олита бросила бумагу на стол рядом с порванной и почувствовала, что теряет силу, как и ее документ.
Теперь Мартынь взял завещание и принялся читать. Дом… Одежду… Пряжу… Корову… Теленка.
— «Автомашину „ВАЗ-2102“ с государственным номером… завещаю Фиголу Альфреду Микелевичу».
— Куда я эти тряпки дену! И шерсть! — чертыхалась Олита.
— А мы довольны и соседушке от души благодарны, — сказала Элга. — Корова, овцы и все такое… это немалая ценность.
— Еще бы! А там теленок появится. Вовремя старая преставилась! — ужалила Олита.
Мартыню захотелось напиться. Пропади он пропадом, этот старый хутор, в который только вкладывай и вкладывай, а отдачи никакой. Было бы хоть озеро там, за клетью… Фу ты, это ведь Дагния все твердила про озеро…
В комнате, где проходили поминки, в полутьме и дыму лоснились лица сидящих. Фридис Фигол дремал, подперев руками голову, обрамленную седым венчиком. Пламя свечи отражалось на голом вспотевшем темени.
Мартынь подошел к старику, встряхнул:
— Чего спишь! Бери свою автомашину и айда домой!
Фридис вздрогнул, посмотрел на рижанина мутными глазами.
— Э… Машину?.. Мне бы кобылку! Ух, как я тогда, в день Миртиной свадьбы, Янке нос утер: на своей Стрелке обогнал его жениховские дрожки!
Зигмунд Скуинь
Народный писатель Латвии Зигмунд Скуинь родился в 1926 году в Риге. Учился в Рижском индустриальном политехникуме, в художественном училище Я. Розентали. Работал литературным сотрудником газеты «Падомью Яунатне», в редакции сатирического журнала «Дадзис».
3. Скуинь — лауреат Государственной премии Латвийской ССР и республиканской премии Ленинского комсомола, автор известных всесоюзному читателю романов «Молодые», «Форнарина», «Серебристые облака», «Нагота», «Горностай, на асфальте», «Мужчина во цвете лет», «Мемуары молодого человека».