Повести студеного юга
Шрифт:
— Идиоты! Прогноз был объявлен, знали, что надвигается шторм. — Помолчав, Джексон хотел было отпустить доктора, но уже в дверях рубки задержал его. — Минуту, доктор! Я забыл напомнить, что отчеты о смерти капитана и Джека Берри нужны к приходу в Нью-Йорк. Напишите, пожалуйста, обстоятельно и прошу указать, кто приносил Аллисону валерьянку.
Доктора словно кто-то ударил под дых. Коротко глотнув воздуха, он застыл с отвисшей челюстью.
— Но… Но… — Он не мог вымолвить слова.
В это время зазвонил телефон. Трубку снял вахтенный матрос. Пока он слушал, лицо его медленно вытягивалось.
— Что там еще? — нетерпеливо спросил Джексон.
— Из кормовой вентиляционной шахты валит дым, сэр!
Глянув на противопожарные приборы, Джексон схватил телефон.
— Какой дым? Наши приборы ничего не показывают! — заорал он в трубку.
— Но я собственными глазами видел, как из шахты поднимается дым, — настаивал голос на втором конце провода. Он был таким громким, что его слышали даже в рулевой.
— Если речь идет о кормовой шахте, то дым поднимается, наверное, из трюма, — вмешался в разговор вошедший в штурманскую третий помощник. — Я прикажу проверить, мистер Джексон. Надеюсь, вы не возражаете?
Джексон пожал плечами:
— Не может этого быть. Но пусть проверят. — Его взгляд остановился на все еще остолбенело стоявшем докторе. — Вы еще здесь?
— Но я… — Доктор с трудом пытался овладеть собой. — Все лечебные препараты Аллисон получал у меня…
Джексон поморщился:
— У вас мало времени, доктор.
— Да, но… — Пятясь к выходу, доктор икал и, как бы постепенно сознавая весь ужас возможного обвинения, уже сейчас слабел под его тяжестью. Сопротивляться у него не было ни сил, ни воли.
Едва он ушел, как на мостик прибежал приемщик почты.
— В почтовом салоне пожар! Все горит!
— Вы что, с ума посходили? — взорвался Джексон. — Это же невозможно, чтобы одновременно горели корма и середина корабля. Напились, как свиньи!
— Но салон в огне, сэр, я только что оттуда!
Джексон не ответил. В рубку вернулся матрос, которого третий помощник посылал проверить кормовой трюм, действительно ли там что-то горит.
— Горят гаванские ящики с копрой, — сказал он. — Пламя пока небольшое, но быстро разгорается.
Сообщению матроса Джексон, казалось, не придал значения. Снова обратился к приемщику почты:
— Так что у вас происходит?
— Горит все, сэр, горит! — с отчаянием закричал почтовик.
Все ждали, что Джексон распорядится остановить корабль или прикажет уменьшить ход, но никакой команды он не отдал, хотя прямо в нос лайнера дул штормовой ветер, способный в считанные минуты разнести пламя по всему судну.
Ровно в три часа в рубке появился Мэнсфилд. С крыла ходового мостика, где он стоял, оплакивая смерть капитана, второй помощник увидел огонь в иллюминаторах верхнего бара. О пожаре в почтовом салоне и в кормовом трюме Мэнсфилд еще не знал, но для немедленной пожарной тревоги было достаточно и огня в баре.
Лицо Джексона скривила презрительная ухмылка.
— На судне семьсот пятьдесят пассажиров, Мэнсфилд. Надеюсь, вы не желаете превратить их в стадо баранов?
— Тревога, возможно, поднимет панику, но…
Мэнсфилда прервал снова зазвонивший телефон.
Кто-то бессвязно, дрожащим от волнения голосом кричал в телефон, что огонь распространяется по промежуточной палубе. Горят курительный салон и концертный зал. Еще через минуту позвонили из машинного отделения. Там тоже вспыхнул пожар. «Вайт бёрд» горела уже в шести местах, и как раз там, где для огня было сколько угодно пищи: в трюме — сухая копра и деревянные ящики, в концертном зале — полно мебели; бар, почтовый и курительный салоны внутри целиком облицованы деревом, в машинном отделении — горючее.
Весть о пожаре быстро распространялась по всему судну. Встревоженные новой бедой, на мостике скоро собрались все офицеры команды. Единственным среди них, кто по-прежнему сохранял спокойствие, был Джексон. Время от времени он то включал, то выключал сигнализатор противопожарной системы, повторяя с непонятным упрямством:
— Признаков дыма нет ни в одной из выходных трубок. Какой же, скажите мне, может быть огонь, если нет дыма? Вы все посходили с ума.
— О господи! — взмолился штурман Эванс. — Неужели вы думаете, что пожарные сигнализаторы всегда исправны? Судно горит, горит, мистер Джексон! Я сам видел огонь!
— Может быть, вы, Тэрмонд, объясните мне, что все это значит? — обратился Джексон к старшему механику, который своей рассудительностью и многолетним морским опытом снискал у экипажа «Вайт бёрд» особое уважение.
— Это преднамеренный поджог, и ничто иное, — ответил Тэрмонд убежденно. — На вашем месте, мистер Джексон, я бы сейчас же подал сигнал бедствия. Через час или полтора будет поздно.
— И вы тоже, Тэрмонд? — Категоричный тон старшего механика, казалось, искренне удивил Джексона, — В таком случае… — В глазах у него все еще оставалось недоверие. — В таком случае, поднимите команду, но без лишнего шума. Не надо беспокоить пассажиров. Пусть приготовят огнетушители и каждый займет свой пост согласно аварийному расписанию. До Нью-Йорка мы должны добраться самостоятельно. При крайней необходимости вызовем спасательное судно на траверзе бухты Уинера. Иначе эти пираты-спасатели сдерут с фирмы три шкуры. Могу сообщить вам, джентльмены, что груз и ценности «Вайт бёрд» в этом рейсе стоят почти десять миллионов долларов [12] . — Помедлив, он окинул всех многозначительным взглядом и закончил скороговоркой — У меня все, можете разойтись. Все доклады по телефону.
12
Замечание Джексона о бухте Уинера, расположенной близи портов Большого Нью-Йорка, и стоимости груза и ценностей «Вайт бёрд» исполнено глубокого смысла. Если корабль терпит бедствие в открытом море и его капитан, посылая в эфир сигнал бедствия, признает положение судна безвыходным, по существующим морским законам спасатели имеют право на вознаграждение, равное половине стоимости спасенного корабля, груза и ценностей, Если же спасательные работы ведутся неподалеку от порта, размеры вознаграждения существенно меняются, спасателям платят значительно меньше. А когда горящий корабль зайдет в акваторию порта, то здесь тушение пожара вообще не влечет за собой никаких вознаграждений, так как, оказывая помощь пострадавшему, спасатели тем самым заботятся о безопасности самого порта, чтобы пожар не перекинулся на другие суда и сооружения. Поэтому, игнорируя предложение Тэрмонда немедленно подать сигнал бедствия, Джексон поступил вполне обоснованно. За тушение пожара на «Вайт бёрд» в открытом море фирма была бы вынуждена уплатить в общей сложности 35 миллионов долларов. Все офицеры лайнера, естественно, понимали это и без ведома Джексона предпринять ничего не могли, не имели права. После смерти Аллисона первый помощник для них стал не только капитаном, который на любом судне является полномочным представителем государственной власти, но и выразителем интересов фирмы.
Проводив офицеров, Джексон снова склонился над картой. Кроме обычной деловой озабоченности, его побуревшее в морях лицо, узкое и жесткое, ничего не выражало. Трудно было понять, что им владело больше — примитивное неверие в опасность или поразительное самообладание.
— Я не удивлюсь, Майкл, если ради интересов фирмы этот угрюмый волосан хладнокровно заставит нас бросаться в море, — покидая мостик, сказал Эванс Мэнсфилду. — На «Вайт бёрд» легло проклятье.
На лайнере в самом деле творилось невесть что. Когда судно еще стояло в Гаване, в одну из вентиляционных шахт, огороженных высокими железными решетками, каким-то образом свалился матрос Келлер. Его подняли еще живым, но он умер, не приходя в сознание. И в тот же день вечером куда-то исчез машинист Маклеллан. Говорили, будто он без спросу сошел на берег и не вернулся, вроде бы сбежал. Но зачем немолодому Маклеллану, имевшему, по его рассказам, в пригороде Нью-Йорка свой домик, жену и четверых детей, которых он очень любил, вдруг понадобилось бегство с лайнера, дававшего ему отличный заработок, этого никто не мог взять в толк. Потом погиб Джек Берри и, наконец, смерть капитана.