Повести. Рассказы
Шрифт:
Лысый, подняв голову, глядел на четыре белых иероглифа на красной доске, прибитой к телеграфному столбу, словно был очень заинтересован ими.
Толстяк и полицейский, скосив глаза, изучали загнутые крючком кончики туфель старой няньки.
— Здорово! — восхищенно закричали вдруг где-то несколько человек разом. Все поняли, что произошло что-то новое, и головы, как по команде, повернулись туда. Даже полицейский и преступник, которого он держал на веревке, зашевелились.
— Только что с пару пирожки! Ээ-й, горячие… — свесив голову и кивая, словно во сне, протяжно кричал толстый мальчишка на противоположной стороне улицы; по улице молча бежали вперед рикши, словно стремились поскорее убежать от жгучего солнца над их головами.
Все почти уже потеряли надежду, но, к счастью, прочесывая глазами все вокруг, в конце концов увидели, что на дороге, домов за десять с лишним вдали, остановилась заграничная коляска рикши, который упал и, поднявшись, начал растирать
Круг немедленно распался; все в беспорядке направились туда.
Толстяк, не пройдя и шага, остановился отдохнуть под акацией на краю дороги. Верзила опередил лысого и того с эллипсовидным лицом и подошел к рикше. Седок по-прежнему сидел в коляске, рикша уже стоял на ногах, но все еще растирал колени. Окружившие их пять-шесть человек, хихикая, смотрели на них.
— Готов? — спросил седок, когда рикша собирался уже тронуться с места.
Тот только кивнул головой и потащил коляску.
Все разочарованно провожали его глазами.
Сначала еще можно было различить коляску рикши, а затем она смешалась с другими и разглядеть ее было уже невозможно.
На улице снова воцарилось спокойствие; несколько собак, высунув языки, прерывисто дышали; толстяк в тени акации глядел, как быстро поднимались и опускались их животы. Проковыляла из-под тени навеса старая нянька с ребенком на руках. Свесив голову и сощурив глаза, толстый мальчишка протяжно и сонно кричал:
— Горячие пирожки! Ээ-й… Только что с пару…
Март 1925 г.
ПОЧТЕННЫЙ УЧИТЕЛЬ ГАО
Весь день, с самого утра, он хватался то за зеркало, то за «Учебник истории Китая», [229] то за «Сокращенное зерцало» Юань Ляо-фаня. [230] И вдруг почувствовал, что недоволен всем на свете. Такое он испытал впервые. Значит, верно говорят — «все беды от грамоты».
229
«Учебник истории Китая» («Чжунго лиши цзяокэшу»). — Под таким названием в конце XIX в. в Китае было издано несколько учебников современного типа, предназначавшихся для средней школы; один из них имеет в виду Лу Синь.
230
«Сокращенное зерцало» Юань Ляо-фаня — популярная книга, представляющая собой краткую историю Китая с древнейших времен в изложении Юань Ляо-фаня (1573–1620) и Ван Фэн-чжоу.
Сначала он подумал, что отец и мать обычно не очень-то заботятся о своих детях. Его родителей нисколько не беспокоило, что он мальчишкой больше всего любил лазить по тутовнику и воровать ягоды. А когда, свалившись с дерева, он разбил себе голову, и не подумали его лечить. Так и остался у него на всю жизнь глубокий шрам над левой бровью. Чтобы хоть как-то скрыть его, он отрастил волосы подлиннее и начесывал их на лоб, делая прямой пробор. Но кончик шрама все же виднелся. И очень портил его наружность. Только бы школьницы не заметили, а то, пожалуй, станут его презирать. Он огорченно вздохнул и отложил зеркало.
Затем он стал досадовать на составителя «Истории Китая», который совершенно не подумал о преподавателе. Этот учебник мало в чем совпадал с «Сокращенным зерцалом», и он не знал, как свести воедино то общее и разное, что было в них. Когда же он увидел листок, вложенный в учебник, то перенес свое негодование на преподавателя истории, который в середине учебного года отказался вести курс. На листке было написано: «Начинать с восьмой главы — „Расцвет и гибель династии Восточная Цзинь“». [231]
231
Восточная Цзинь — династия, правившая в Китае в 317–420 гг.
Это и поставило его в затруднительное положение, ибо его предшественник как раз закончил лекции по эпохе Троецарствия, [232] эпохе, которую он знал лучше всего остального. Голова у него была буквально набита такими историческими фактами, как заключение союза о братстве в персиковом саду, [233] убийство Сяхоу Юаня Хуан Чжуном на горе Динцзюнь, [234] а также рассказами о хитроумных приемах, с помощью которых Чжугэ Лян запасал стрелы, [235] трижды приводил в бешенство Чжоу Юя, [236] и многими другими. Для лекций о Троецарствии ему не хватило бы семестра. Да и эпоха Тан [237]
232
Эпоха Троецарствия (Саньго) — период с 220 по 280 г., когда на территории Китая было три государства — Вэй, Шу и У.
233
Союз о братстве в персиковом саду. — Имеется в виду эпизод о братании трех прославленных героев — Лю Бэя, Гуань Юя и Чжан Фэя, воспроизведенный в первой главе романа Ло Гуань-чжуна «Троецарствие».
234
Эпизод из семьдесят первой главы романа Ло Гуань-чжуна «Троецарствие»; Хуан Чжун — полководец государства Шу; Сяхоу Юань — полководец государства Вэй.
235
Эпизод, воспроизведенный в сорок шестой главе романа Ло Гуань-чжуна «Троецарствие». Чжугэ Лян (181–234) — мудрый советник и прославленный полководец государства Шу, отличался прозорливостью и хитростью.
236
Имеются в виду эпизоды, рассказанные в 51-й, 55-й и 56-й главах романа Ло Гуань-чжуна «Троецарствие». Чжоу Юй (174–218) — полководец государства У. Лу Синь высмеивает здесь «знатока отечественной истории» Гао, который знаком с историей Троецарствия только по одноименному роману.
237
Эпоха Тан — время правления династии Тан (618–907).
238
Цинь Цзюнь (VII в.) — известный полководец, участник более чем двухсот больших и малых сражений, человек благородный и прямой.
— Эй! Мало тебе издали на девушек засматриваться, так решил в самый цветник забраться?
С этими словами кто-то протянул руку из-за его плеча и потрепал его по подбородку. Но он даже не шевельнулся, сразу узнав по голосу и повадкам подкравшегося сзади Хуана Третьего, старого его приятеля и партнера по азартным играм. Еще неделю назад они вместе пили, играли в мацзян, ходили по театрам, волочились за девушками. Но, опубликовав в один прекрасный день в газете «Дачжун жибао» свою статью «Систематизация истории — долг китайского гражданина», он вдруг понял, что Хуан Третий — человек низшего сорта, попросту говоря пустое место. Ведь эта нашумевшая статья многим пришлась по вкусу и повлекла за собой приглашение преподавать в школе для талантливых благородных девиц. Поэтому сейчас, даже не обернувшись, он весьма сухо ответил:
— Не болтай чепухи! Я готовлюсь к занятиям…
— А разве не ты говорил Лао-бо, что хорошо бы стать преподавателем и полюбоваться на школьниц?
— Да все он врет, этот пес, Лао-бо!
Хуан Третий подсел к столу и тотчас же заметил между зеркалом и стопкой книг красную бумагу с приглашением. Схватив листок и тараща глаза, он принялся читать слово за словом:
«Почтительно приглашаем
Почтенного учителя Гао Эр-чу [239] преподавать историю в нашей гимназии по четыре часа в неделю. Оплата — тридцать фэней в час.
С чистосердечным уважением
Директриса школы для талантливых,
благородных девиц Хэ Вань-шу.
13-й год Китайской Республики,
9-й месяц, 3-й день».
239
Гао Эр-чу. — Герой рассказа, желая подчеркнуть свою образованность и литературный талант, взял себе имя Гао Эр-чу, напоминающее имя Горького в китайской транскрипции — Гао Эр-цзи. Эти имена отличаются друг от друга лишь последним слогом, но слоги „цзи“ и „чу“ — синонимы, означающие в переводе „основа“, „фундамент“.
— Почтенный учитель Гао Эр-чу? Это кто же? Ты? Да разве ты переменил имя? — забросал его вопросами Хуан Третий.
Но Гао лишь высокомерно улыбнулся в ответ. Он действительно переменил имя. А что знал этот Хуан, кроме азартных игр? Ведь и по сей день его не интересовали ни новейшая наука, ни последнее слово в искусстве. Где было ему понять глубокий смысл, заложенный в новом имени, если он ничего не знал о великом русском писателе Горьком. Вот почему Гао Эр-чу лишь высокомерно улыбнулся, даже не удостоив его ответом.