Повести
Шрифт:
злосчастный бой еще раз засвидетельствовал тот непреложный, но нередко игнорируемый факт, что в
усвоении опыта предыдущей войны не только сила, но, наверное, и слабость армии. Наверно, характер
каждой следующей войны слагается не столько из типических закономерностей предыдущей, сколько из
незамеченных или игнорированных ее исключений и неожиданностей, что и формирует как ее победы,
так и ее поражения. Жаль, что Сотников понял это слишком для себя поздно, когда уроки его короткой
фронтовой науки были для него уже бесполезны, а вся его батарейная мощь превратилась в груду
покореженного металла на булыжном шоссе под Слонимом.
Все это представлялось теперь как страшный, кошмарный сон, и, хотя и потом на его долю выпало
немало чудовищных испытаний, тот первый бой никогда не изгладится в его памяти.
...Четвертый день грохочущая колонна полка тащилась по лесным и проселочным дорогам на запад,
потом свернула на юг, но не проехала и десятка километров, как ее повернули на север. Трактора своим
неумолчным ревом оглушали окрестность, от перегрева кипела вода в радиаторах, пот и пыль разъедали
лица бойцов. С раннего утра до темноты над ними висела немецкая авиация, «юнкерсы» непрерывно
осыпали колонну бомбами. Все на дороге было завалено песком и землей, смрадно горели тягачи,
уцелевшие безостановочно объезжали их: колонна не прекращала движения. Бойцы со станин
беспорядочно палили вверх из винтовок, но пользы от такой их стрельбы было мало. Они даже не могли
заставить самолеты подняться выше, и те носились над дорогой, едва не задевая верхушки посадок.
Сотников сидел на головном в батарее тракторе и как избавления, как самого большого счастья
жаждал команды съехать с этой проклятой дороги и развернуться. Уж он бы тогда встретил немцев. Он
бы обрушил на их головы такое, что им и не снилось. Но не было даже команды остановиться, полк все
двигался и двигался, и каждые два часа над ним разгружались обнаглевшие «юнкерсы» и «хейнкели»,
перед которыми вся эта огневая мощь была беззащитной.
Так наступила последняя ночь их блуждания по западнобелорусским дорогам.
Полк был уже далеко не тот, что вначале: несколько расчетов погибло, в его батарее почти прямым
попаданием бомбы разворотило на дороге орудие. Правда, три еще оставались исправными, разве что
со вмятинами на щитах, с изодранной гусматикой колес и множеством осколочных шрамов на стволах и
станинах. У второго орудия потек пробитый накатник. Четверых погибших батарейцы везли, в прицепе на
снарядных ящиках, семерых раненых отправили в тыл. Впрочем, это были еще не самые большие
потери - другим батареям досталось хуже. Полковая колонна сократилась едва не наполовину, несколько
орудий осталось на дороге: поврежденные трактора не могли их тянуть, а запасных не было. Теперь
почти всю ночь двигались на восток, и в этом был плохой признак: ПНШ, закуривший из его пачки,
намекнул на окружение, оно и в самом деле было похоже на то. Бойцы не спали все четверо суток,
некоторые, сидя на станинах, немного вздремнули под утро - ночь была самой спокойной порой, если бы
не эта неопределенность в обстановке, черной плахой нависшая над полком. Перед рассветом сделали
короткую остановку в какой-то деревне, навстречу шли пехотинцы; невдалеке, видно было в ночи,
зажженное авиацией, что-то горело ярким, на полнеба, пламенем - говорили, станция. Никто им не
объяснил ничего, видно, командиры знали не больше бойцов, но людям как-то само собой передалось,
что совсем близко ненцы. Вскоре командир полка майор Парахневич повернул колонну на боковую,
обсаженную вербами дорогу. Поехали куда-то на юг. Ночью было спокойнее без авиации, зато они были
слепы и глухи: за ревом тракторов ничего невозможно было услышать, а в летней ночной темноте не
много увидишь. Перед самым рассветом Сотников не выдержал и только задремал на сиденье, как
громовой взрыв на обочине вырвал его из сна. Комбата обдало землей и горячей волной взрыва, он тут
же вскочил: «Комсомолец» сильно осел на правую гусеницу. И тут началось...
Как раз светало, за вербами ярко синел край неба и серело овсяное поле, а откуда-то спереди, от
головы колонны, их начали расстреливать танки. Не успел Сотников соскочить с трактора, как рядом
запылал тягач третьей батареи, провалилась в воронку гаубица. Оглушенный близкими ударами
взрывов, он скомандовал батарее развернуться вправо и влево, но не так просто было вывернуться с
громоздкими орудиями на узкой дороге. Второй расчет бросился через канаву в овес и тут же получил
два снаряда в трактор, гаубица опрокинулась, задрав вверх колесо. Утро осветилось ярким пламенем
горящих тракторов, посадки застлало соляровым дымом - танки расстреливали полк на дороге.
Это было наихудшее, что могло случиться, - они погибали, а вся их огневая мощь оставалась почти
неиспользованной. Поняв, что им отведено несколько скупых секунд, Сотников с расчетом кое-как
развернул прямо на дороге последнюю уцелевшую гаубицу и, не укрепляя станин, едва успев содрать