Повести
Шрифт:
Из оврага на дорогу выбежала ровная цепочка следа, приглядевшись к которому Рыбак понял, что
недавно здесь проходил волк (тоже, наверно, тянет к человеческому жилью - не сладко на таком морозе
в лесу). Оба они взяли несколько в сторону и дальше уже не сходили с этого следа, который в
притуманенной серости ночи не только обозначал дорогу, но и указывал, где меньше снега: волк это
определял безошибочно. Впрочем, их путь подходил к концу, вот-вот должен был показаться хутор, и это
настраивало Рыбака на новый, более радостный лад.
– Любка там, вот огонь девка!
– негромко сказал он, не оборачиваясь.
– Что?
– не расслышал Сотников.
– Девка, говорю, на хуторе. Увидишь, всю хворь забудешь.
– У тебя еще девки на уме?
С заметным усилием волочась сзади, Сотников уронил голову и еще больше ссутулился. По-
видимому, все его внимание теперь было сосредоточено лишь на том, чтобы не сбиться с шага, не
потерять посильный ему темп.
– А что ж! Поесть бы только...
Но и упоминание о еде никак не подействовало на Сотникова, который опять начал отставать, и
Рыбак, замедлив шаг, оглянулся.
– Знаешь, вчера вздремнул на болоте - хлеб приснился. Теплая буханка за пазухой. Проснулся, а это
от костра пригрело. Такая досада...
– Не диво, приснится, - глухо согласился Сотников.
– Неделю на пареной ржи...
– Да уж и паренка кончилась. Вчера Гронский остатки роздал, - сказал Рыбак и замолчал, стараясь не
заводить разговора о том, что в этот раз действительно занимало его.
К тому же становилось не до разговоров: кончался лес, дорога выходила в поле. Далее по одну
сторону пути тянулся мелкий кустарник, заросли лозняка по болоту, дорога от которого круто
сворачивала на пригорок. Рыбак ждал, что из-за ольшаника вот-вот покажется дырявая крыша пуньки, а
там, за изгородью будет и дом с сараями и задранным журавлем над колодцем. Если журавль торчит
концом вверх - значит, все в порядке, можно заходить; если же зацеплен крюком в колодезном срубе, то
поворачивай обратно - в доме чужие. Так, по крайней мере, когда-то условились с дядькой Романом.
Правда, то было давно, с осени они сюда не заглядывали - кружили в других местах, по ту сторону
шоссе, пока голод и жандармы опять не загнали их туда, откуда месяц назад выгнали.
Скорым шагом Рыбак дошел до изгиба дороги и свернул на пригорок. Волчий след на снегу также
поворачивал в сторону хутора. Очевидно чувствуя близость жилья, волк осторожно и нешироко ступал
обочиной, тесно прижимаясь к кустарнику. Впрочем, Рыбак уже перестал следить за дорогой - все его
внимание теперь было устремлено вперед, туда, где кончался кустарник.
Наконец он торопливо взобрался по склону на верх пригорка и тут же подумал, что, по-видимому,
ошибся - наверно, хуторские постройки были несколько дальше. Так нередко случается на малознакомой
дороге, что некоторые участки ее исчезают из памяти, и тогда весь путь сдается короче, чем на самом
деле. Рыбак еще ускорил свой шаг, но опять начал отставать Сотников. Впрочем, на Сотникова Рыбак
уже перестал обращать внимание - неожиданно и как будто без всякой причины им завладела тревога.
Пуньки все еще не было в ночной серости, как не было впереди и других построек, зато несколько
порывов ветра оттуда донесли до путников горьковато-едкий смрад гари. Рыбак сначала подумал, что
это ему показалось, что несет откуда-то из леса. Он прошел еще сотню шагов, силясь увидеть сквозь
заросли привычно оснеженные крыши усадьбы. Однако его ожидание не сбылось - хутора не было. Зато
еще потянуло гарью - не свежей, с огнем или дымом, а противным смрадом давно, остывших углей и
пепла. Поняв, что не ошибается, Рыбак вполголоса выругался и почти бегом припустил серединой
дороги, пока не наткнулся на изгородь.
Изгородь была на месте - несколько дар перевязанных лозой кольев с жердями криво торчали в снегу.
Тут, за полоской картофлянища, и стояла когда-то та самая пунька, на месте которой сейчас возвышался
белый снеговой холмик. Местами там выпирало, бугрилось что-то темное - недогоревшие головешки, что
ля? Немного в отдалении, у молодой яблоневой посадки, где были постройки, тоже громоздились
занесенные снегом бугры с полуразрушенной, нелепо оголенной печью посередине. На местах же
сараев - не понять было - наверно, не осталось и головешек.
Минуту Рыбак стоял возле изгороди все с тем же неумолкавшим ругательством в душе, не сразу
сообразив, что здесь случилось. Перед его глазами возникла картина недавнего человеческого жилья с
немудреным крестьянским уютом: хатой, сенями, большой закопченной печью, возле которой хлопотала
165
бабка Меланья - пекла драники. Плотно закусив с дороги, они сидели тогда без сапог на лежанке и
смешили хохотунью Любку, угощавшую их лесными орехами. Теперь перед ним было пожарище.
– Сволочи!
Преодолев минутное оцепенение, Рыбак перешагнул жердь и подошел к печи, укрытой шапкой
свежего снега. Совершенно нелепым выглядел на ней этот снег, плотным пластом лежавший на загнетке
и даже запечатавший устье печи. Трубы наверху уже не было, наверно, обвалилась во время пожара и