Повести
Шрифт:
пар валил от его грузной фигуры. Судник схватил горсть снега и, подпершись палкой, стал жадно есть.
Скоро подъехали Хакимов и Краснокуцкий; еще кто-то спускался по склону.
– Дюбин!
– позвал лейтенант.
– Идет, кажется, - не сразу отозвался голос из сумерек, и он подумал, что, если замыкающий тут,
значит, все в сборе, можно двигаться.
– Как бы передохнуть, товарищ командир?
– с ноткою жалобы спросил Краснокуцкий.
Ивановский вынул часы. Стрелки показывали час ночи.
– Отставить отдых, - сказал лейтенант.
– Мы опаздываем.
– Уже поджилки дрожат.
– Втягивайтесь, втягивайтесь. Потом легче будет. Так, за мной марш!
Он боялся отдыхом расхолодить бойцов, по себе знал, как трудно после привала опять набирать
прежний темп. Важно было выдержать заданную скорость на протяжении всей ночи, может, даже при
надобности увеличить ее. Он знал: скоро должно появиться второе дыхание, и тогда всем станет легче...
Но усталость брала свое, и лейтенант все чаще стал замечать, что взгляд его упрямо клонился к
земле и перед глазами начиналось однообразное мелькание лыжных носов. Однажды, с усилием
оторвав взгляд от снега и вскинув голову, он обнаружил впереди что-то мрачно-серое, похожее на
высокую стену леса. И в самом деле это был лес - преградив им путь, тревожно и тягуче шумели на
ветру высокие сосны. Ивановский слегка удивился - на карте в здешних местах не значилось никакого
леса, тем более хвойного; он подумал, что, может, потерял направление, и стал поспешно сверяться с
компасом. Но нет, все было верно, направление он держал, как и полагалось, точно в двести десять
градусов, но почему тогда лес? И как с ним поступить - пройти насквозь, не меняя маршрута, или
обойти? И в какую сторону обходить?
– Что, лейтенант, перекур?
– спросил Лукашов сзади. Почему-то он подошел раньше Судника, который
приотстал так, что едва угадывался в сумерках. Это нарушало установленный им порядок на марше, и у
Ивановского вырвалось:
– А почему вы тут?
– Так вон сапер... Надоело на пятки наступать.
Кажется, его лыжники стали растягиваться, это уже никуда не годилось; лейтенант полагал, что по
готовой лыжне можно бы идти исправнее. Он упрятал компас в рукав и, напряженно соображая, как
поступить с лесом, ждал, когда подойдут остальные.
Спустя пять или даже десять минут подошли Хакимов и Краснокуцкий, остальных не было. Теряя
терпение, он подождал еще.
Уставшие лыжники, едва остановившись, наваливались грудью на концы воткнутых в снег палок: так
отдыхали. Все трудно, прерывисто дышали и хватали руками снег.
– Скоро ли, товарищ лейтенант?
– упавшим голосом спросил Краснокуцкий.
– Знаете, силы уже не
тае...
– Где остальные?
– вместо ответа встревоженно спросил лейтенант.
– Да идут. Заяц, наверно, отстал. Ну и старшина там с ним нянькается.
– А Пивоваров?
– Да вон идет кто-то.
Из снежной тьмы, затканной густеющей на ветру крупой, выскользнула еще одна белая тень. Это был
Пивоваров.
– Где остальные?
– спросил лейтенант.
– Не знаю. Сзади никого вроде, - бодро ответил боец.
– Я там с креплением провозился...
– Ладно. Пошли.
62
Лейтенант не мог больше ждать. Старшина не новичок в подобных делах, он не должен отстать.
Опять же на снегу ясно видна наезженная лыжня, пусть догоняет. И лейтенант свернул вправо, вдоль
боровой опушки, в обход леска. Лезть в него напрямик он не решился, чтобы где-нибудь невзначай не
набрести на овраг или бурелом, а то и просто не застрять в чащобе. Все-таки на лыжах ночью по лесу
идти не годилось.
Но он не знал и как обойти его и брел наугад вдоль неровной извилистой опушки, повторяя лыжней
все замысловатые ее извилины. Шли гораздо осторожнее, чем в поле, под соснами в зарослях
молодняка все время что-то мерещилось, казалось, какие-то тени, фигуры людей. Но приблизившись, он
всякий раз обнаруживал, что это были молодые сосенки.
Между тем ветер усиливался, теперь он почти все время дул навстречу. Тонкая бязь маскхалата
пузырилась на спине, порой хлопая, словно парус. Лейтенант почувствовал, как у него заметно
поубавилось прыти, а с ней убыло и уверенности в правильности его направления. В остальном он не
сомневался. Он то делал энергичный рывок, то вдруг переходил на умеренный шаг, с большей, чем
следовало, осторожностью оглядываясь по сторонам. Время от времени он прислушивался к звукам
сзади, стараясь определить, не догоняют ли их отставшие Заяц с Дюбиным.
Но Дюбин все не нагонял их, а лес внезапно оборвался, они наконец достигли западной его
оконечности. Далее хвойная опушка сворачивала на юг и, закругляясь, отступала куда-то к юго-востоку.
Этого только и ждал Ивановский. Он даже вздохнул с облегчением и, остановившись, вогнал в снег
палки: надо было сориентироваться с картой.
– У кого там?.. Пивоваров, у вас палатка?
– У меня, товарищ лейтенант.
– Давай сюда.
Не сходя с лыж, Ивановский присел на снегу, Пивоваров тщательно накрыл его плащ-палаткой -
сделалось необычайно темно после мелькающей белизны снега и тихо. Слабым пятнышком света из
фонарика лейтенант повел по измятому листу карты. Все стало ясно.