Повести
Шрифт:
посланный на верную гибель, хотя в тот момент с какой-то подспудной завистью лейтенант думал, что - в
жизнь...
Еще не совсем отдышавшись, он приподнялся и сел на снегу. Редкие огненные светляки пуль низали
снежные сумерки уже далеко позади, навстречу им летели другие из сосняка за поймой - это вступил в
бой батальон. Здесь же, возле кустарника, было спокойно, перед ними лежал голый, не очень
заснеженный склон с гривками бурьяна по межам. Ивановский достал часы - было половина десятого.
– Кто стрелял? - сдержанно, с запоздало вспыхнувшим гневом спросил лейтенант, вспомнив тот
злополучный выстрел.
Невдалеке среди пластом лежащих тел в белом кто-то заворошился и сел на снегу, по острию,
выпиравшему под капюшоном, командир узнал Дюбина - старшина был в буденовке.
– Выстрелил Судник.
– Я выстрелил, - виновато и глухо подтвердил простуженный голос, и Судник расслабленно поднялся
на ноги.
– Почему стрелял?
Боец двинул у ноги винтовкой.
– Да вот, с предохранителя соскочила.
Ивановский вгляделся в замотанное бинтом оружие, и его передернуло от злости - у бойца была СВТ,
эффектная с виду десятизарядка, сложная по конструкции и не очень надежная в бою. Просто беда, как
он перед выходом недосмотрел, разве можно было с таким оружием отправляться в тыл к немцам?
– Черт бы вас побрал! - не сдержав гнева, с тихой злостью заговорил лейтенант. - Что у вас за
оружие?
– Винтовка.
– Какая винтовка?
– Самозарядная Токарева номер эн эм шестьсот двадцать четыре.
– «Эн эм»! Вы похуже не могли найти?
Видно, только теперь поняв свою оплошность, боец виновато потупил голову. Лейтенант почти с
ненавистью глядел на его придавленную тяжестью вещмешка фигуру, мокрый, обвисший на коленях
халат. Однако весь его неказистый вид выражал теперь лишь вину и покорность. Эта его покорность и
58
непрестанно подстегивающее лейтенанта время скоро заглушили вспышку командирского гнева;
Ивановский понял, что бесполезно взыскивать с бойца за дело, о котором тот не имел представления.
Тем не менее он не мог игнорировать тот факт, что этот Судник едва не погубил всю группу.
– Вы понимаете, что вы наделали?
– Черта он понимает!
– вдруг сидя заговорил Лукашов.
– Разгильдяй он. Зачем было брать такого?
Судник по-прежнему стоял молча, уронив голову.
– За такое дело вот кокну тебя к чертовой матери!
– угрожающе прошептал лейтенант.
– Понял?
Голова бойца склонилась еще ниже, но он, видно, решительно не знал, что сказать в свое
оправдание, и, похоже, готов был ко всему.
– Ладно. Потом мы с ним потолкуем, - наверно, почувствовав нерешительность в голосе командира,
примирительно сказал Дюбин.
– Я еще разберусь с тобой, - пообещал Ивановский и скомандовал: - На лыжи!
Все враз зашевелились, разбирая лыжи и пристегивая к сапогам крепление, - задерживаться тут не
годилось. Лейтенант ухватил за концы палки и оглянулся, дожидаясь готовности группы.
– Я бы его проучил! Мне он не попался, сопляк, - натягивая рукавицы, ворчал поблизости Лукашов.
– Ладно, всё!
– громким шепотом оборвал его Ивановский.
– Готовы? Судник - за мной! Марш!
Лейтенант резко взял с места, направляясь в прогал кустарника, однако в рыхлом снегу лыжи
скользили плохо, проваливаясь в глубокие колеи, из которых торчали лишь загнутые концы. Ветки
кустарника цеплялись за маскхалат, срывали с головы капюшон. Наверное, четверть часа лейтенант
продирался через кустарник, пока наконец не вырвался в поле. Тут его сразу охватил порывистый ветер,
но стало просторнее. Ивановский нащупал лыжами более твердый участок снега и оттолкнулся палками.
Взгляд его был устремлен вперед, лейтенант не оглядывался, он слышал шорох лыж сзади и мерное
привычное дыхание бойцов. Его гнев против Судника стал понемногу спадать, наибольшая беда
миновала, и Ивановский начал свыкаться с тем, что их осталось восемь. Правда, полностью
примириться с этим было нельзя, завтра ему очень нужны будут люди, и Судник заслуживал
строжайшего наказания. Но как его наказать?.. На гауптвахту здесь не посадишь, придется отложить все
до возвращения. К тому же, в общем, им повезло. Если разобраться, так еще неизвестно, как бы оно
обернулось, если бы Судник не выстрелил, не ранили Кудрявца и он ее отправил с ним Шелудяка,
который отвлек на себя огонь немцев. Вполне возможно, что до утра им бы не удалось прорваться из-за
того обмежка, а по светлому времени их бы легко расстреляли из минометов. Много ли нужно для десяти
человек? А так вот проскочили, и теперь только бы не нарваться в ночи на какие-нибудь тыловые части.
Вскоре на снегу наметился небольшой спуск, лыжи пошли вперед легче, рукам стало свободнее, и
лейтенант оглянулся. Судник прилежно шел следом; за ним, слегка оторвавшись, тянул в сумерках
Лукашов. Остальные тоже как будто подравнялись, и в ветреном ночном сумраке слышался сплошной