Повинная голова
Шрифт:
У Кона перехватило дыхание, на глазах выступили слезы благодарности. Этот Фернан Жилет доставил ему самую чистую творческую радость за всю жизнь. Любые надежды могут начать сбываться, раз люди научились не повторять старых ошибок. Знание истории — золотая жила, которую просто грех не разрабатывать. Эксплуатация чужой славы — один из надежнейших путей к величию.
— Возьми их, старина, выбирай самые лучшие. Когда-нибудь они будут стоить миллионы. Кстати, моя последняя выставка в Париже имела грандиозный успех. Воллар мне написал… Ладно. Скажи отцу, что я вовсе не забыл свои долги, просто как-то вылетело из головы…
Фернан
— Если вам нужен костюм, господин Кон, приходите в любое время.
— Передай от меня отцу, что он молодчина. Сколько ему лет?
— Девяносто три.
— Вот она, настоящая мудрость. Есть люди, которые не желают извлекать уроков из прошлого… Знаешь, за сколько продали картину Гогена месяц назад в Лондоне? За триста миллионов старых франков. Твой отец не прогадает. Постой, я подпишу картины… А то сейчас надо смотреть в оба, кругом столько подделок!
Кон дважды расписался «Чингис-Кон». Подпись выходила у него лучше всего. Фернан Жилет был в восторге.
— Главное, берегите картины от сырости, — посоветовал Кон. — А то пропадут.
— Не беспокойтесь, мы сохраним их в лучшем виде. Мой отец действительно был другом господину Гогену. Вот смотрите, что я вам покажу.
Он достал из кармана сложенный листок бумаги и аккуратно развернул. Кон подошел поближе к лампе и прочел:
2 июня 1898 г.
Баночка серой мази от лобковых вшей
Флакон метиленовой сипи для горла
Бальзам Жубара от геморроя
Пузырек морфия, пятьдесят сантиграммов
Шафранно-опиевая настойка от болей
Сказать Вонгу Коо, что я заплачу, как только деньги от моей выставки в Париже,
которая прошла с большим успехом и где все мои картины продались, будут мне доставлены ближайшим пароходом.
Если он хочет, могу дать ему в залог большую картину,
которую я только что закончил,
она называется «Откуда мы? Кто мы?
Куда идем?» Если нет, могу предложить свою гитару в прекрасном состоянии, итальянского производства.
Кон долго смотрел на записку. Он несколько раз перечитал список лекарств, стараясь как следует все запомнить, от серой мази против лобковых вшей и бальзама от геморроя до морфия и шафранно-опиевой настойки от болей. Полный набор — Гоген был поистине образцовым обитателем Дома Наслаждения.
Он вернул записку Фернану Жилету.
— Попробуй предложить это в Музей человека в Париже, — сказал он на прощание.
Потом вышел на пляж, поднял глаза к небосводу и стал искать созвездие Пса.
XIX. Путешествие по земному раю
— Слушай, Кон, ты так себя уморишь!
— Ну и что? Ты не понимаешь, что такое призвание. Бальзак работал по семнадцать часов в день и из-за этого отдал концы. Вот что такое искусство!
Он собрался с силами и снова взялся за дело. В сущности, он жаждал не оргазма, а того, что за ним следует, — нескольких блаженных минут забвения, полного покоя и неуязвимости для внешнего мира. Только в эти мгновения ничто не могло его раздосадовать или вывести из себя.
Большой маараму, «старейшее дерево на земле», принимал над ними в этот предвечерний час знаки почтения от ветра хупе, который поднимался с заходом солнца; состязались в благоухании цветы и соль, а шум прибоя постепенно стихал, напоминая речитатив какого-нибудь далекого сказителя, Меева задыхалась
Они уже два дня путешествовали по острову. Кон давно собирался взять с собой Мееву, чтобы она попозировала ему в самых живописных уголках Таити.
— Знаешь, Кон, я в конце концов разозлюсь. Встань так, повернись туда… Надоели мне твои картины. Ты что, не можешь трахаться просто так?
— Могу. Но когда вокруг все красиво, это гораздо лучше. Фон необычайно важен. Возьми вот, к примеру, итальянскую живопись. Им мало было, чтобы Христос истекал кровью на первом плане, они непременно изображали вокруг великолепный пейзаж. Им хотелось, чтобы наслаждение для глаз было полным.
Меева с любопытством посмотрела на него.
— Слушай, а почему ты все время говоришь о Христе? Это фью.
Кон испугался. Видимо, он плохо следил за собой.
— Разве я говорю о Христе все время?
— Да, без конца. А когда не говоришь, это еще хуже.
— Как хуже?
Меева замолчала. Она подтянула к себе лист папоротника и вытерла ноги и грудь,
— Вот так — хуже.
— Ты можешь объяснить почему?
— Не знаю… В общем… Э меа хаама. Мне стыдно. Если ты не прекратишь, я больше не смогу с тобой. Я робею. Иногда кажется, что ты вроде как святой или что-то в этом роде.
У Кона мурашки побежали по коже. Между тем было тридцать пять градусов в тени. Он открыл рот, чтобы оправдаться, но предпочел сделать это иначе, и через десять минут Меева не только забыла все свои опасения, но и обозвала его бесстыдником, после чего Кон, успокоившись, заснул в ее объятиях, а старые усталые тучи, пришедшие откуда-то со стороны островов Антиподов, тащили над ними по небу свои фиолетово-черные хвосты.
Ночевали они на земле, в зарослях бамбука или панданусов, рядом с лагуной, чьи воды уходили в море, повинуясь великому ночному движению приливов и отливов. Когда-то говорили, что это бог Фатуа ищет своих упавших с неба семерых сыновей, приподнимает моря и смотрит на дно, не подозревая, что его заклятый враг, бог земли Ахеру, давным-давно превратил их в атоллы. На обнажившихся кораллах жили тревожной и юркой жизнью испуганные отливом крабы: их паническое бегство или каменное оцепенение напоминали о бесчисленных опасностях зари творения и неописуемом первобытном ужасе, от которого эти крохотные создания не избавились по сей день. В такие минуты белизна Млечного Пути тоже казалась бледностью какого-то древнего страха.
Они закутывались в старое одеяло, единственное приданое, которое Меева привезла с собой с далеких островов Туамоту, — на нем была великолепная вышивка: знаменитая гогеновская яванка с маленькой красной обезьянкой у ног. Меева очень дорожила этим одеялом, его когда-то подарил ей немецкий этнолог за ее благосклонность. Этот попаа знал наизусть легенды маори и их историю начиная с первой пироги, что спустилась некогда с небес: в ней было сорок гребцов, все как один боги, но земная скверна быстро сделала свое дело, и они превратились в людей. Попаа звали Шульц, и Кон действительно знал эту фамилию, всем известную на островах: ЮНЕСКО направило его в Полинезию познакомить маори с их прошлым и помочь им восстановить связь с культурой предков.