Повинуюсь и слушаю
Шрифт:
— Анна, прости, что не сказал о воде, но мы уже как-то привыкли, — пытался скрыть улыбку Драмир.
Ладно-ладно, я не злопамятная — отомщу и забуду… Если не забуду, что уже отомстила. Кадушка с водой оказалась и взаправду легкой. Хоть в чем-то не обманули.
— Ну что вы, мальчики, я так радовалась, что дракон на камне победил. А кто это выбил?
— Это Зверобой постарался, у него творческие способности иногда зашкаливают.
Синий человек подбоченился и кинул на меня хвастливый взгляд. Мол, знай наших! Он так напоминал того самого рыцаря на высокой башне. А во мне клокотала досада, словно пламя у дракона. Ну что же — не надо было надо мной смеяться.
— Нет, фигово сделано. У меня Матильдочка лучше выбьет!
Какое же удовольствие наблюдать за тем, как сник синий стихоплет. Даже зубы ныть перестали. Зверобой шмыгнул носом, потряс головой и фыркнул.
— Обидеть художника каждый рад, то не так выбил, то не тот взгляд. И всяк в ошибки носом тычет, как завзятый бюрократ.
— Ладно-ладно, не переживай. У нас многие писатели так делают — допускают специально ошибки, а читатель им на них указывает и считает себя умнее писателя. В итоге оба получают удовлетворение, один оттого, что порадовал человека, а второй оттого, что помог человеку исправить ошибку, — мне стало немножечко стыдно. Совсем чуть-чуть.
— Не переживай, Зверобой. Анна не со зла так сказала, у неё дочку украли, вот она и готова кидаться на кого попало, — Драмир хлопнул Зверобоя по плечу, отчего тот едва не нырнул носом в костер.
— А-а, тогда понятен разговор. Украли дочку? То позор! Таких людей топить в болоте… Кстати, а известен вор? — синий повар воспрял духом.
— Верховная ведьма, мать Хлопаря и Шлепаря, — вздохнула я.
— Ларинджина? Вот так да! Плохо! Горе и беда! Из её лап никто не вылез. Это та ещё пи…
— Зверобой! — окрикнул его Драмир. — Не смей ругаться, среди нас дама!
— Пикша! — с ударением на последнем слоге произнес хитрый художник. — Это же не мат! Это рыба, ей я рад. Ларинджина как та рыба, ведь у неё такой же взгляд!
Я улыбнулась, и взяла из рук синего повара стрелу с насаженным мясом. Он реабилитирован в моих глазах, а вот Драмиру ещё придется ответить за утаивание температуры воды.
Терпкий дым костерка отгонял жужжащих комаров и от него слегка першло в горле. На листья салата выложились ломти коричневого душистого хлеба. К нему прижались красные шарики помидор, вытянулись во весь рост хрустящие огурцы, рядом сочные луковицы раскинули ароматные зеленые волосы. Петрушка и укроп поражали размерами — такими вениками можно париться в бане. Чудесный запах баранины щекотал ноздри. Я почувствовала, что ещё немного и захлебнусь на траве. Захлебнусь от слюны, которая ведрами выделялась при виде пиршества. Позавтракать я так и не успела, а перемещение в пространстве вызывает зверский аппетит.
Шкворчащие кусочки с капающим жиром оказались настолько восхитительны, что я едва не проглотила язык. Ощущение, что горячий жир струился по щекам, в нос ударил сбивающий с ног аромат, а рядом находился один из красивейших мужчин на свете… (Отнюдь не Зверобой) Мда, это ни с чем несравнимое ощущение.
Если бы ещё Матильдочка была рядом. Эх…
Как только я глубоко вздохнула, то увидела в зарослях осоки в пяти метрах от нашего пиршества одну интересную деталь. Вот выбивалась она из общей картины. Не к месту эта деталь, как не к месту «Камаз» в пятнадцатом веке. Как бы не тянула меня половина ароматно пахнущих кусочков, но я преодолела силу притяжения и подошла к лишней детали лесного интерьера. Мужчины с интересом смотрели на меня.
— Что-то не так, Анна? — спросил Драмир, когда я нагнулась над травой.
— Да, что-то не так. Откуда это?
Я показала желто-бордовую спицу, такой ещё бабушки вяжут внукам носочки и шарфики. Вот только по телу спицы шли странного вида руны. Вроде бы и буквы, а в то же время символы.
— Я не знаю, — невнятно ответил Драмир. — Когда мы наткнулись на эту избушку, то возле неё валялась гора волков-оборотней, перевертней. В самой же избушке нашлись разномастные вещи. Будто тут какое-то время жили трое взрослых и ребенок. Половину трупов растащили вороны и звери, а остальных мы зарыли подальше от избушки. Ишь ты, а вот охотничью иглу и не заметили.
— Какую иглу? — я непонимающе вертела в руках холодный предмет.
— Охотников на оборотней. Скорее всего, тут произошла большая битва, жаль, что мы не увидели её. Говорят, что охотники были почти непобедимы и неустрашимы. Я бы пообщался с одним из них тет-а-тет, — Драмир подмигнул Зверобою, а тот хмыкнул и впился в очередной кусок.
Я сунула иглу в карман, и она тут же прорвала ткань, стремясь выбраться наружу. Пришлось заколоть за ткань. Как красиво стерженек переливался на солнце…
Ай, зараза!
Пока я любовалась, ко мне сзади неслышно подскочил представитель комариного племени и с размаха жахнул в шею. Вот же вампирюга чешуйчатокрылая! Как представлю, что эти кровососы живут на Земле уже 145 миллионов лет, так страшно становится — это сколько же они крови выпили за это время?
Величиной с Тихий океан?
— Полюбил тебя комар. Для него ты сущий дар! Ходишь тут, сверкаешь попой, подставляешь под удар, — хохотнул Зверобой.
Да уж, для прогулок по лесу я неподобающе одета. Пока фигуру окутывал дым костерка, то он отгонял насекомых, но вот после… Не потащу же я с собой угли, чтобы отмахиваться от гнуса, как поп кадилом от чертей!
— Ты говоришь, что в избушке есть вещи взрослых? — обратилась я к Драмиру.
— Да, видимо уходили в спешке, поэтому всё побросали. Возможно, что-либо себе подберешь.
Вы никогда не были в охотничьем домике? В том месте, где можно переждать непогоду и не умереть с холода? Я до этого не была. Зато видела в фильмах: широкие дубовые столы и плетеные кресла-качалки; медвежьи шкуры на полу и оленьи рога на стенах; огромные фотографии, с которых улыбались пионеры, чьи ноги покоились на поверженных жертвах. Так вот, уверяю вас, что в настоящих домиках совсем не так.
Меня радостно встретило облако пыли, которое стремилос обнять, расцеловать и забить все поры. Когда я прекратила чихать, то имела редкую возможность наблюдать обстановку гастарбайтерского вагончика. Три топчана с лохмотьями вместо одеял; колченогий стол, который просто умоляет его пристрелить; обаятельные скамейки, которые по возрасту древнее мамонтов; пузатая буржуйка улыбается беззубым жерлом.
Посреди всей этой затхлости и бедности высилась детская кроватка. Неужели здесь ещё был ребёнок?