Повседневная жизнь американской семьи
Шрифт:
— Но уже ведь создала. Что же теперь делать?
— Ломать, ломать эти стереотипы! Создавать новое общественное мнение: между мужчинами и женщинами нет никаких различий, кроме некоторых анатомических.
Джойс Лейденсен на 25 лет моложе Арлин Дэниэлс. Она обаятельна совсем по-другому: негромкий мелодичный голос, мягкая улыбка. Что полностью соответствует характеру. Она предана своей семье. И муж, и дочь — ее приоритеты. Она бы никогда не могла жить с ними раздельно, как Арлин Дэниэлс. Вместе с тем к ней часто приходят сослуживицы со своими проблемами. Каждой она готова оказать помощь. Ее конек в женских исследованиях —
— Почему? — удивляюсь я. — Ведь даже на глазок видно, что женщин-преподавателей больше, чем мужчин. Что же тебя не устраивает?
— А ты посмотри на их карьеру, — возражает Джойс. — При том, что преподавательский состав на две трети женский, в нем полных профессоров-женщин только десять процентов. Если же мы возьмем руководящие должности — вице-президента, декана, заведующих кафедрами, то их и вовсе четыре процента.
— Позволь, — возражаю я. — Но ведь, скажем, заведовать кафедрой может далеко не каждый. Так же, как и стать профессором. На это нужны способности.
— Ну и почему у мужчин этих способностей больше, чем у женщин?
...В одно из воскресений Джойс просит меня прийти на митинг женщин-преподавателей. На главной площади, в самом центре университетского городка, собираются студентки, аспирантки, лекторы, инструкторы (низшее преподавательское звено), помощники профессора (следующая ступень) и профессора. Последние, входящие в десять привилегированных процентов, пришли из солидарности. Митинг проходит дисциплинированно. Участницы несут плакаты: «Женщинам — равные возможности!», «Две трети руководящих должностей — женщинам!». Смысл выступлений все тот же: если женская часть преподавателей составляет большинство, то их участие в руководстве должно быть пропорциональным.
Так случилось, что на другой день я оказалась в кабинете одного из вице-президентов университета. Он извинился, что не имеет достаточного времени на беседу со мной: ждет группу советников. По поручению президента (ректора) они должны отобрать кандидатов на вакансии — одного декана и трех зав-кафедрами. «Ректор высказал свое пожелание: по возможности все должны быть женщинами», — сказал мне вице-президент. И тяжело вздохнул.
Валери Спёрлинг едва исполнилось тридцать. Она представляет собой новое поколение феминисток. Впрочем, интересы ее значительно шире, чем только женское равноправие. Она называет себя социалисткой и придерживается довольно радикальных революционных взглядов. Ее вообще не устраивает существующий капиталистический строй, она сторонница классического социализма («но, конечно, не такого уродливого, как был в СССР») с его главными принципами: «равенство для всех» и «от каждого по способностям, каждому по потребностям». Она полностью разделяет идеи антиглобалистов, хотя в их акциях и не участвует. «Пока не участвую», — подчеркивает она.
— Какой фирмы у вас кроссовки? — спрашивает она меня. — Nike? А теперь отверните язычок под шнуровкой. Видите, что написано — «Made in Indonesia», поняли?
— Так они на самом деле не американские? — разочарованно спрашиваю я.
— Не беспокойтесь, американские. То есть дизайн, кожа, подошва — все из Америки. А руки — азиатские. Потому что идет нещадная эксплуатация дешевого труда рабочих третьего мира. А с глобализацией экономик развитых стран эта эксплуатация станет еще жестче. Это относится и к ситуации внутри самой Америки: богатые богатеют, бедные беднеют.
У Валери есть бойфренд Сэм. Они живут вместе уже четырнадцать лет, трогательно относятся друг к другу (каждый месяц празднуют дату знакомства), ведут общее хозяйство. А недавно даже купили общий дом. Словом, по всем признакам — это брак. Однако он нигде не зарегистрирован. Почему?
— А где его регистрировать? В мэрии, то есть в государственном учреждении? Но мы не признаем это государство — это же просто аппарат насилия. В церкви? Но религия только помогает государству укреплять несправедливый порядок вещей — эксплуатацию человека человеком.
В отношении женских проблем Валери придерживается также крайних воззрений:
— Мужчины никак не могут отказаться от взгляда на женщину как на объект их сексуальных вожделений. При этом предписывают нам те эстетические нормы, которые им самим нравятся. Не считаясь со здоровьем женщин.
Как величайшее разоблачение мужского сексизма Валери показывает мне ярлычок от платья, только что вывешенного в модном магазине. Его размер О. Дело в том, что американская женская одежда имела до сих пор размеры, начиная со второго. Нулевой — это новинка сезона.
— Представляешь, какие лишения — диеты, физические нагрузки — должна соблюдать женщина, чтобы довести себя до такой худобы. Это ведь уже не просто худоба — это истощение всего организма. Это прямой урон здоровью.
— Но, позволь, кто же ее заставляет? Пусть себе носит свой десятый или двенадцатый.
— Так это же не модно. А кто выдумывает моду? Те же мужчины.
— Ну что ж, — улыбаюсь я, — тогда вашим женщинам надо ехать в Африку.
— Так там еще хуже! — Валери вовсе не смешна моя шутка. — Мужья откармливают своих жен до таких объемов, что они с трудом передвигаются. Там такая мода. И это просто другая форма того же сексизма. Так чем же мы лучше Африки?
И все-таки мне нравится Валери, нравится парадоксальность ее мышления, неамериканская резкость ее суждений. Она обладает сильной способностью убеждать. Я уже почти готова записать себя в ряды ее сторонников. Вдруг происходит нечто абсолютно непредвиденное. Валери часто бывает в России, следит за нашей печатью, читает по-русски. Однажды она мне говорит, что прочла в «Известиях» статью, где автор с иронией описывает историю Лорены Боббит (отрезавшей детородный орган у мужа) и суд, который полностью эту женщину оправдал. Я с ужасом понимаю, о каком авторе идет речь. И пока обдумываю — скрыть или сознаться, она уже догадывается сама:
— Подожди-подожди, ты — Ада Баскина? Так это ты написала ту статью?
Валери все-таки американка. Она не набрасывается на меня с бранью, она продолжает мне улыбаться. Но с тех пор я чувствую, ее симпатия ко мне резко убывает.
Лесбианизм
Я специально не касалась этой темы, хотя она всплывала в любом без исключения разговоре с феминистками и о феминизме. О явлении этом я собираюсь рассказать отдельно, в следующей главе. Здесь же только приведу три суждения, очень, впрочем, близких между собой.