Повседневная жизнь Москвы. Очерки городского быта в период Первой мировой войны
Шрифт:
Ждем. Минута, другая… Наконец-то! Топот тяжелых сапог, брань капитана. Из темноты выныривают два солдата с перекошенными от ужаса лицами, несут в охапках винтовки, за ними еще четыре, и позади всех – капитан со своим наганом.
– Заводить моторы. Скорей! Скорей! – торопит капитан.
Входим в гараж. Группа шоферов, окруженная нашими, смотрит на нас волками.
– Не можем везти. Машины испорчены, – говорит один из них решительно.
– Ах, так! – Капитан меняется в лице. – Пусть каждый подойдет к своему автомобилю!
Шоферы повинуются.
– Теперь знайте: если через минуту
Через минуту шесть машин затрещало.
– Нужно свезти раненого в лазарет. Вот вы двое – отправляйтесь с ним в лазарет Литературного кружка. Это рядом. Не спускайте глаз с шофера…
Возвращаемся с добычей (шесть автомобилей) обратно. На передних сиденьях шофер и пленные солдаты, сзади офицеры с наганами наготове. С треском проносимся по улицам. На Охотнинской площади при нашем приближении толпа шарахается в разные стороны.
Александровское училище. Нас восторженно встречают и поздравляют с успехом. Несемся назад, захватив с собой всех шоферов.
Подъезжая к Дмитровке, слышим беспорядочную ружейную стрельбу. Капитан волнуется:
– Дурак я! Оставил троих – перестреляют их как куропаток!
Еще до Дмитровки соскакиваем с автомобилей. Стреляют совсем близко – на Дмитровке. Ясно, что атакуют гараж. Выстраиваемся.
– Вдоль улицы пальба взводом. Взво-од… пли! – Залп.
– Взво-од… пли!
Второй залп. И… тишина. Невидимый противник обращен в бегство. Бежим к гаражу.
– Кто идет?! – окликают нас из ворот. Капитан называет себя.
– Слава Богу! Без вас тут нам было совсем плохо пришлось. Меня в руку ранили.
Через несколько минут были доставлены в Александровское училище остальные автомобили. Мы отделались дешево. Один легко раненный в руку».
Боевой эпизод иного характера находим мы в повести «Октябрь». Ее автор А. Яковлев был очевидцем революционных событий и писал свое произведение по горячим следам:
«Через минуту автомобиль с офицерами и студентами вернулся и, как победитель, тихо ехал по середине улицы. Вот он на углу… Вдруг с Тверской раздалась бешеная стрельба. Из бака, приделанного сзади автомобиля, белой лентой хлынул на землю бензин, и автомобиль беспомощно остановился на самом перекрестке. Студенты и офицеры судорожно заметались, прячась от выстрелов. Они ложились на пол автомобиля, прижимались к бортам, прыгали на землю и прятались за колесами, пытаясь отстреливаться, но вражьи пули всюду доставали их. От бортов автомобиля далеко летели щепки, отбитые пулями. Кто-то дико завыл:
– А-а… помогите!
Кто-то стонал. Молодой офицер, почти мальчик, прыгнул с платформы на мостовую, качнулся и, как узел тряпья, упал под колеса. Никто уже не стрелял с автомобиля. Разбитый и страшный, стоял он на перекрестке, а у колес, на земле, лежали убитые люди… Только чуть слышались невнятные стоны:
– Ох… о… ох!..
С Тверской продолжали стрелять, и долго никто не шел на помощь раненому. Потом из-за часовни вышла девушка в белой косынке, в кожаной куртке, с повязкою красного креста на рукаве. (…) Она не смотрела на Тверскую, не просила прекратить стрельбу, словно не слышала выстрелов, но стрельба смолкла сама собою. Все – и юнкера, и студенты, и мальчишки,
– Санитары, раненый здесь! – крикнула она, выпрямившись.
К автомобилю торопливо подошли два солдата-санитара. Они подняли раненого. Подняли высоко, точно показывали кому-то. Это был офицер в длинной кавалерийской шинели, в лакированных сапогах со шпорами. Фуражки у него уже не было. Курчавые черные волосы прядями сбились на лоб. Раненый глухо, сквозь зубы стонал. (…)
К. Юон. После обстрела грузовика.
Иллюстрация к повести А. С. Яковлева «Октябрь»
Офицера унесли, а потом стали уносить одного за другим убитых. Откуда-то пришли еще санитары. Они носили трупы без носилок, прямо на спинах, как грузчики носят тяжелые кули. Ходили не торопясь, деловито, помогая друг другу. Особенно хлопотал один, низенький, с кривыми ногами. Он сам не носил. Только помогал поднимать на спину. Положит, поправит, отойдет и, не торопясь, вытрет о фартук руки, испачканные в крови.
Пронесли студента с блестящими погонами на плечах потертой шинели, потом студента в синей шинели, без погон, потом офицера, еще офицера, еще… Мертвецы на спинах солдат казались длинными, и страшно болтались у них вытянутые ноги.
А толпа стояла молча, затаив дыхание, напряженно следила, как работали санитары. Только мальчишки шумели, считая вслух убитых, и будто радовались невиданному зрелищу.
– Ого, десятого потащили. Это офицер. Глядите, ему прямо в морду попало. Вся морда в крови.
Из головы убитого лилась кровь прямо на шинель, пятная ее.
Потрясенный и онемевший, стоял Василий у стены деревянной лавочки, должно быть рыбной: противно пахло сырой рыбой. Он впервые видел так близко такую смерть.
Вот они ехали, молодые, смеялись за минуту до смерти, зорко осматривались, готовые бороться с опасностью. А теперь их, точно кули с овсом, тащат на плечах солдаты-санитары, и у них, убитых, страшно болтаются длинные, неестественно вытянувшиеся ноги и мертво стукают головы о чужие спины».
Большого успеха достигли сторонники Временного правительства утром 28 октября – юнкерам удалось без единого выстрела захватить Кремль. Сработала хитрость, примененная полковником Рябцевым. Воспользовавшись установившимся в городе затишьем, командующий МВО вызвал к телефону комиссара кремлевского арсенала прапорщика Берзина и объявил ему, что мятеж большевиков подавлен. Рябцев приказал открыть ворота, сложить оружие и выстроить солдат у арсенала, пригрозив в противном случае открыть артиллерийский огонь и взять Кремль штурмом.