Повседневная жизнь Москвы. Очерки городского быта в период Первой мировой войны
Шрифт:
В сопровождении одного товарища мы пошли к Крымскому мосту. Было темно, моросил дождь. У моста нас остановили, проверили пропуск. По другую сторону моста нас снова проверили. Мы пошли дальше и остановились у здания, где сейчас находится Институт красной профессуры. Отсюда нас вывели на Остоженку, где грохотали залпы. Зыканье пуль наводило на нас страх. Мысли путались, ноги подкашивались, бросало в пот, хотя было сыро и холодно. Захотелось повидать отца, рассказать ему обо всем, затем оформилось одно желание: “Пусть лучше сильно ранят, лишь бы остаться живым”.
Нам приказали двигаться к центру Остоженки, пригнувшись, поодиночке, идя вдоль заборов и стен домов. Чем
Чердак, откуда стреляли юнкера, был нашей первой целью. Команда: “Взвод, огонь!” – и беспорядочно загрохотали выстрелы. Плотно прижав берданку к плечу, я прицелился, закрыл глаза и выстрелил. Это было первый раз в моей жизни, до этого я никогда не стрелял. Раздался недовольный окрик командира: “Надо всем сразу, заряжайте!” Притаив дыхание, я торопливо всунул в затвор еще один патрон и, ожидая новой команды, дрожащими руками прижимал берданку к плечу. “Взвод, огонь!” Новый залп вышел гораздо стройней. “Вот так”, – произнес командир. Мы дали еще несколько залпов в ту же цель. (…)
Мы обыскали все квартиры, заняли внизу одну из них, где отдыхали около часа. Сменившие же нас товарищи заняли нашу позицию. Так мы дрались до утра: час стреляли, час отдыхали. Все это стало привычно, и ко мне больше не возвращались трусливые мысли: стрелял я уже, не закрывая глаз».
Судя по мемуарам многих участников восстания, война «по сменам» была хорошо налажена в революционных войсках. В Совете на Тверской практиковалась такая система: в комнаты, где отдыхали солдаты, приходил посланец с позиций и вызывал добровольцев на тот или другой боевой участок. Иногда желающих оказывалось больше, чем надо, иногда – не находилось совсем.
К. Юон. Офицерская застава.
Иллюстрация к повести А. С. Яковлева «Октябрь»
В стане контрреволюционеров, судя по рассказам участников боев, положение с людскими резервами было гораздо хуже. Командованию приходилось для затыкания брешей посылать в бой толком не отдохнувших людей. Характерный эпизод описан С. Я. Эфроном:
«У меня после двух бессонных ночей глаза слипаются. Сажусь на приступенке у дверей какого-то банка и мгновенно засыпаю. Кто-то осторожно теребит за плечо. Открываю глаза – передо мною бородатое лицо швейцара.
– Господин офицер, не погнушайтесь зайти к нам чайку откушать. Видно, умаялись. Чаек-то подкрепит.
Благодарю бородача и захожу с ним в банк. Забегая вперед, ведет меня в свою комнату. Крошечная каморка вся увешана картинами. В центре – портрет Государя с Наследником.
Суетливая сухонькая женщина, верно жена, приносит сияющий, пузатый самовар.
– Милости просим, пожалуйста, садитесь. Господи, и лица-то на вас нет! Должно, страсть как замаялись. Вот вам стаканчик. Сахару, не взыщите, мало. И хлеба, простите, нет. Вот баранки. Баранок-то, слава Богу, закупили, жена догадалась, и жуем понемногу.
Жена швейцара молчит – лишь сокрушенно вздыхает, подперев щеку ладонью.
Обжигаясь, залпом выпиваю чай. Благодарю, прощаюсь. Швейцариха сует мне вязанку баранок:
– Своих товарищей угостите. Если время есть – пусть зайдут к нам обогреться, отдохнуть да чаю попить».
Такое гостеприимство со стороны москвичей испытали многие из защитников демократии. Вот свидетельство Л. Н. Трескина: «Продовольственный вопрос был также разрешен в положительном смысле. В течение семи дней
«Довольствие наше было налажено хорошо: нам присылали целые круги сыра, ящики консервов, шоколад, хлеб и пр., – отмечал А. Г. Невзоров. – Снабжали нас всем этим Офицерское экономическое общество, большие гастрономические магазины и также частные лица. Лично мне посчастливилось, так как на моем участке был ресторан “Мартьяныча”, в котором я часто бывал и раньше. Заведующий рестораном часто приглашал меня туда и вкусно кормил не только меня, но и наших юнкеров также».
В доме на Малой Молчановке, где жил писатель А. Н. Толстой, по признанию его супруги, также был устроен питательный пункт: «Оба мы с Толстым несли дежурство на парадном подъезде, обязательное для всех жильцов дома. Здесь и днем и ночью два кипящих самовара сменяли друг друга беспрерывно и кружки с горячим чаем ожидали забегавших с улицы людей с винтовками в руках. Были между ними и юнкера, и совсем еще юные гимназисты, и люди в штатском, напоминавшие по виду иногда рабочих, иногда переодетых интеллигентов.
Продрогшие, возбужденные, они наспех глотали горячий чай, хватали кусок хлеба и снова бежали на свои посты. Помню, по нечаянности на парадном нашем напоили горячим чаем и “неприятеля”, белокурого парня в кожаной тужурке: выбежав после этого на улицу, он тут же из-за угла подстрелил двух юнкеров».
Относительную передышку участники боев, а с ними и все население Москвы получили, когда в ночь на 30 октября было заключено перемирие сроком на сутки. Перед этим в штаб Верховного главнокомандующего помощник полковника Рябцева поручик Ровный сообщил следующее:
«До сих пор ниоткуда мы не получили никакой поддержки. Силы наши, состоящие только из юнкеров, казаков, количество коих вам известно, а также добровольческих дружин, постепенно тают и страшно переутомлены, и с другой же стороны силы противника – увеличиваются, и он становится с каждым часом наглее. Окраины для нас совершенно недоступны. Приходится защищать центр и от поры до времени делать нападение на окраины. Ввиду сильной стрельбы на улицах население совершенно не показывается, почему оказывается отрезанным от питательных своих пунктов. Сегодня большевики заняли уже все вокзалы, а в центре градоначальство, а также почту и телеграф, которые пришлось оставить за переутомленностью отряда, отбившего успешно неоднократные атаки. Отряд пришлось перевести на телефонную станцию.
Столб на Страстной площади, пробитый снарядом во время октябрьских боев
Алексеевское училище, где осталась рота юнкеров, мужественно защищается, хотя тяжелая артиллерия большевиков разрушила верхнюю часть здания и вызвала пожары. (Во) многи(х) дома(х) на крышах установлены пулеметы. Большевистские, а также отдельные стрелки расстреливаю(т)… проходящих юнкеров и офицеров. Шрапнелью из Кремля стараемся очистить крыши от повстанцев, результаты более-менее успешные. Необходима крайняя помощь, так как положение, не имея перспектив поддержки, не из блестящих… В конце информации я прошу вас сообщить начштабу, что Москва нуждается в крайней и спешной поддержке, иначе, если таковой не будет, результаты сражений для нас очень неопределенны, чтобы не сказать больше».