Повседневная жизнь Москвы. Очерки городского быта в период Первой мировой войны
Шрифт:
Казалось, такие драконовские меры должны были напрочь искоренить шинкарство. Но нет – стремление к наживе оказалось сильнее. Первым это доказал владелец ренскового погреба (винного магазина) купец Е. И. Курников. Следом за ним в приказах генерала Адрианова о наложении штрафов и арестах замелькали лица самых разных профессий: содержатели трактиров, чайных, ренсковых погребов, гастрономических магазинов, ночлежных квартир, буфетчики, дворники, просто обыватели. Среди москвичей, попавшихся на продаже водки, оказались даже владелец лавки, торговавшей железом, и содержатель катка.
Ради справедливости все
Темой карикатуры послужили газетные сообщения: «При объявлении войны Вильгельм рассчитывал на народное пьянство в России»
Если раньше в них фигурировало не менее двух-трех десятков нарушителей закона, то после 16 июля счет пошел на единицы. Конечно, это явление можно объяснить резко возросшей сознательностью населения или страхом перед суровым наказанием. Но, возможно, причина крылась в чем-то другом – например, в странной слепоте, вдруг охватившей полицейских.
На такие размышления наводят случаи, отмеченные в приказах по московской городской полиции. Так, за «непрекращение пьяного разгула» в ресторане «Малоярославец» угодили на гауптвахту пристав Пресненской части Карпов и околоточный надзиратель Скавронский. Другой околоточный, Алексей Новиков, вообще был уволен со службы. Он почему-то не придал значения заявлению о торговле запретной водкой в подведомственной ему пивной лавке. А в одном из участков Рогожской части за тайное покровительство шинкарям выгнали из полиции всех околоточных.
Однако героические усилия начальства искоренить коррупцию оказались тщетны. По многочисленным свидетельствам современников, тайная торговля спиртным процветала в Москве на протяжении всех военных лет. Понятно, что «шинкарство» не могло существовать без покровительства со стороны полицейских среднего звена. В качестве иллюстрации приведем весьма характерный документ – письмо от обывателей с рассказом о деяниях пристава 2-го Арбатского участка Жичковского и его помощника, поступившее в канцелярию градоначальника в 1916 году:
«[…] Когда Жичковский, расплодив в своем участке всюду тайную торговлю вином и нажив на этом деле состояние, купил для своих двух содержанок автомобиль, пару лошадей и мотоциклет двухместный, то его, четыре месяца тому назад, перевели в 3-й Пресненский участок […] Хозяином положения по винной торговле остался его старший помощник Шершнев, который скрыл от нового пристава все тайные торговли вином в участке и месячные подачки стал получать один за себя и за пристава в тройном размере.
Однажды вновь назначенный околоточный надзиратель, заметив, что Меркулов торгует вином, поймал его, то Меркулов об этом сейчас же сообщил Шершневу, последний вызвал к себе в кабинет этого надзирателя и сделал ему строгое внушение «не совать носа, куда его не посылают», и что он слишком молод.
На Пасху […] пристав поручил Шершневу произвести у Меркулова обыск и найти вино, и Шершнев предупредил об этом Меркулова и в условленный с ним час явился к нему в лавку с двумя понятыми и, осмотрев все квасные бутылки, ушел с понятыми в участок писать протокол о том, что
А вот другое свидетельство современника о непротивлении полиции алкогольному злу. Вспоминая о популярном среди московской интеллигенции клубе «Алатр», его завсегдатай Л. Л. Сабанеев писал:
«Война в первые месяцы вызвала, как известно, запрещение продажи крепких напитков, но, тем не менее, в “Алатре” они все время подавались, сначала в скрытом виде (водка под именем минеральной воды, а коньяк под псевдонимом чай – и даже в чайниках – и пили его из чашек), но потом уже и без псевдонимов, тем более что полицейские власти любовно относились к “Алатру” и у дирекции были хорошие связи “в сферах”».
Две недели, отведенные на мобилизацию, прошли, а прежняя система продажи «питий» так и не была восстановлена. Чтобы продлить полюбившуюся властям всеобщую народную трезвость, главноначальствующий подписал 30 июля 1914 года еще одно обязательное постановление, посвященное запрету на спиртное. Единственное его отличие от предыдущего заключалось в отсутствии слов «на время мобилизации».
А 17 августа последовало новое распоряжение. Теперь под запрет попали продажа «спиртных напитков, рома, коньяка, ликеров, наливок и тому подобное» и «отпуск водочных изделий с водочных заводов и водочных складов». Кроме того, предписывалось в местах торговли водку и перечисленные виды спиртных напитков перенести в отдельные помещения, запереть их, а участковые приставы должны были такие кладовые опечатать. Попутно запрещена была продажа денатурированного спирта в частных торговых заведениях и аптеках.
В обороте спиртного было оставлено только виноградное вино. При этом оговаривалось: владельцам ресторанов и трактиров, где подавали вино, запрещалось пропускать в заведения явно нетрезвых людей, «а равно допускать посетителей допиваться до состояния видимого опьянения».
Осенью 1914 г. запрет на спиртное воспринимался как временное явление
Сразу вслед за этим начальник полиции подстегнул подчиненных очередным приказом:
«Предлагаю чинам полиции принять самые энергичные меры к искоренению тайной продажи спиртных напитков, как отдельными лицами, так и в трактирах, пивных лавках, ренсковых погребах, чайных, кофейных, квасных и других заведениях.
О случаях тайной продажи спиртных напитков и нарушения обязательного постановления от 17 сего августа немедленно составлять протоколы и представлять мне. На виновных мною будут налагаться административные взыскания в высшем размере, а заведения их будут закрываться в порядке положения о чрезвычайной охране. Проявленная же энергия чинами как наружной, так и сыскной полиции и их серьезное и добросовестное отношение к делу борьбы с тайной продажей спиртных напитков не останется без должного поощрения».