Повседневная жизнь Москвы. Очерки городского быта в период Первой мировой войны

Кокорев Андрей Олегович

Так же тупо и безразлично ливрейный отвечает:

– Не знаю, не знаю… Спасите!..

– Сколько вам лет?

На лице алкоголика проступает усилие:

– Не помню… Кажется, полтораста…

– Давно это с ним?

– С неделю.

Врач наклоняется над больным:

– Нужно хоть теперь бросить пить, слышите?..

– Убьет громом… Царица Небесная… брошу… Спасите!..

– Хорошо, я вам помогу, только нужно исполнить все мои приказания.

Антиалкогольная пропаганда

Доктор повышает голос:

– Слышите? Нужно исполнять!

Больной

широко расставляет руки по полу и громко несколько раз стучит головой о паркет:

– Прикажите, прикажите… Спасите, спасите…

Но все это с тем же равнодушием идиота, которое не вяжется с мучительной трагедией этих двух фигур.

Поднимается, выходит, и движения – нелепые, несогласованные».

В завершение журналист привел обращенные к доктору слова одного из пациентов: «Дорогой, благодетель, помогите… Конечно, я пью, но, пардон, не я пью, – горе пьет… Не могу остановиться… Понимаете… У меня жена была… понимаете… дети… двое детей… А теперь ничего нет. Ушла. Да… Люди грызутся, как собаки… Вот и пью… Понимаете ли? Чувствуешь себя маленьким, ничтожным… да… А жить хочется… а… жить тяжело… а…»

И сделал вывод:

«…в этом – главная правда.

Мы чувствуем себя слишком ничтожными и маленькими, чтобы бороться с кучей нелепостей жизни, а они нас подминают под себя и душат, душат эти нелепицы…»

Похоже, что здесь речь идет о первых признаках усталости от войны, о стремлении людей с помощью алкоголя снять нервное напряжение.

Характерно, что в начальный период действия запрета на спиртное власти и общественность не придавали особого значения проблеме «суррогатного пьянства». На фоне всеобщего отрезвления считалось, что «ханжу» и прочую гадость пьют неизлечимые алкоголики, которых не так уж и много.

«Опасность отравления, конечно, имеется, – признавал К. Ф. Флеров, старший врач Сокольнической больницы, – но она касается только лиц, заведомо идущих на различные заболевания, только бы удовлетворить свою жажду опьянения. Надо надеяться, что процент таких лиц не так уж велик и что лечение их будет идти успешно, для остального населения достаточно широкого разъяснения всех опасных последствий употребления денатурированного спирта и различных суррогатов».

Такой же точки зрения придерживался профессор А. М. Коровин:

«Народ смело и решительно, без всяких колебаний, вступил на путь полной трезвости. Не слышно никаких жалоб, напротив, везде с радостью приветствуется трезвость. За народом нехотя плетется интеллигенция, колеблющаяся и ноющая. Какие опасения может вызвать эта благодетельная мера? Указывают на участившиеся случаи отравлений и заболеваний. Но это касается только безнадежных алкоголиков, которые будут пить все что угодно, только бы опьяняться. Конечно, необходимо не ограничиваться только отрицательными мерами, но создать и заполнить образовавшуюся пустоту новыми формами культурных развлечений.

Многие указывают, что пиво можно было бы оставить. Но ведь восемь бутылок пива равняется одной бутылке водки по количеству спирта. А ведь у нас пиво пьют не рюмками. Также вредны абсолютно и виноградные вина, содержащие сивушные масла».

В мощном хоре оптимистов затерялся голос профессора Л. С. Минора: «Отравляются не только безнадежные алкоголики, а широкая масса населения. Вопрос приобретает еще большее значение, если будет доказано, что это – начало нового пьянства массы, прибегающей к суррогатам за отсутствием возможности достать спиртные напитки» [29] .

29

Судя по ответу Л. С. Минора на анкету «Голоса Москвы», сам он также был сторонником трезвости: «Вообще же я приветствую новую эру абсолютной трезвости и считаю, что все мы должны быть благодарны власти и московскому городскому самоуправлению за то, что они так смело и решительно вступили на этот путь. Конечно, человеку, пьющему за обедом рюмку

или две водки, или стакан пива, трудно будет отказаться от этой привычки, но он должен знать, что за ним, интеллигентом, стоят миллионы не умеющих пить умеренно и гибнущих в пьянстве, – и во имя спасения этих миллионов он должен с радостью перенести это маленькое лишение».

Осенью 1914 года проблеме, обозначенной профессором Минором, сторонники всеобщей трезвости значения не придали, поскольку ликовали – Николай II одним росчерком пера ликвидировал винную монополию и разрешил местным властям вводить «сухой закон». Как это частенько бывало у российского самодержца, его благодеяние обрушилось на подданных совершенно неожиданно.

Седьмого октября в газетах были напечатаны ответные слова императора на обращение Всероссийского трудового союза крестьян-трезвенников: «Я уже предрешил навсегда воспретить в России казенную продажу водки». А уже через день царь распорядился полностью запретить национальный напиток.

Даже сотрудники Министерства финансов, ведавшие винной монополией, оказались в растерянности. Один из ответственных руководителей отдела казенной продажи питий признался корреспонденту «Утра России», что телеграмма царя «застала нас положительно врасплох. О ней мы узнали точно так же, как и вы, только сегодня утром по прочтении газет».

Тут же чиновник пояснил: «Что неуклонная воля государя была направлена к искоренению пьянства на Руси, конечно, Министерство финансов знало и, в соответствии с Государевыми предуказаниями, согласовало свою деятельность по борьбе с пьянством [30] , но мы все-таки думали, что этот вопрос не так еще скоро будет поставлен в такой определенной, не допускающей двух толкований форме».

30

Претворяя в жизнь программу борьбы с пьянством, утвержденную в начале 1914 г., Министерство финансов подготовило распоряжение о снижении крепости водки до 37 градусов. Царь же взял да и совсем ликвидировал водку.

Говоря о прекращении поступления в казну «пьяных» денег, представитель Министерства финансов был вполне оптимистичен:

«С точки зрения бюджетной упразднение винной монополии не представляет ничего опасного, ибо хотя она являлась удобным и легким средством получения доходов, но, во-первых, налоги, получаемые путем продажи водки, распределялись неравномерно между различными областями и народностями империи: в Польше, например, питейный налог на душу населения был вдвое меньше, чем в Центральной России, мусульмане почти ничего не платили; а во-вторых, нельзя не признаться, что трезвая Россия, особенно трезвая деревня, не в пример теперешней полупьяной, полуразоренной деревне, во много раз увеличит свою покупательную способность на другие полезные продукты, как, например, сахар, чай, спички и т. п., которые можно будет обложить увеличенным немного налогом. Эти налоги вместе с теми налогами, которые установлены уже теперь в связи с возросшими потребностями военного времени, почти полностью покроют тот недобор, который получится от прекращения продажи водки».

Поскольку внезапно оказалось невостребованным огромное количество спирта, в Министерстве финансов наметили пути его реализации. Во-первых, решили принять меры по облегчению вывоза ректификата за границу. Во-вторых, срочно приступили к подготовке конкурса изобретений, позволявших расширить области применения спирта в различных областях техники. В Минфине надеялись, что будет найден способ превращения спирта в продукты, ничего общего с алкоголем не имеющие: хлороформ, каучук и т. п., либо ему найдется новое применение «в области движения, отопления и освещения». Отдельная премия полагалась: «За превращение спирта в продукты с самым незначительным содержанием алкоголя, при условии, что отделение последнего от них невозможно или будет стоить очень дорого».