Повседневная жизнь паломников в Мекке
Шрифт:
Если принять во внимание, что» каждый мутаввиф ответствен за 4000–5000 паломников в среднем за один только период хаджа (в остальное время года цена за комнату вполовину меньше) и что он предлагает каждому из них комнату или кровать от 1500 до 3000 франков, то можно понять, что собой представляет финансовое основание пятой колонны ислама.
Это к тому же его политическое основание. Тысячи туристических агентств, рассеянных по всему мусульманскому миру и в Европе, заняты популяризацией паломничества, разжиганием религиозного пыла верующих и желания отправиться в Святую землю. С этой точки зрения они волей-неволей участвуют в религиозном штурме человеческих душ. Но ненасытная вековая жадность мутаввифов стоила родному городу пророка самой бесстыдной, кощунственной и наглой максимы: аль-Харам фи-ль-Харам—
Жилище Мухаммеда и его семьи в Медине было одновременно мечетью, Харам закончился, когда это место признали священным и женщины поселились в пристройках неподалеку. Постепенно слово стало обозначать «запрет» на определенные виды пищи, брак между родственниками, ростовщичество, убийство; ограду, защищающую священное место; платок, закрывающий лицо женщины; стыдливость, супругу, женскую половину дома (гарем). Но также — вора, бастарда, почтенного, преданного анафеме. Из одного корня выросли добрые и дурные травы.
Это кажущееся смешение совершенно разных понятий для мусульманина абсолютно естественно. Имам аль-Бухари говорит, что Мухаммед, отправляя посланников к какому-либо племени, смиренно просил его для начала соблюдать четыре предписания ислама: символ веры, молитву, милостыню, жертвование части добытого. Затем, без всякого перехода, он предостерегал свой народ от «использования фляг, черных глиняных кувшинов, ящиков, выдолбленных из пальмовых стволов, и прочих вещей, покрытых смолой».
Бедность, жадность и грех всегда порождали Харам, провоцировали его. Молодой француз, житель пригорода, оставивший общество сына назаретского плотника, чтобы присоединиться к каравану, идущему в Мекку, так высказался о нашем приеме в святом городе: «Мутаввифы поклоняются золотому тельцу, а мы для них — дойные коровы».
Глава 9
Окно с видом на королевский дворец
Спустя девятнадцать часов после прибытия в Джидду, мы, наконец, оказались в крошечной, но прохладной комнате и получили что-то наподобие матрасов. После перенесенных лишений все видится в радужных красках. Близость обители Бога скрашивает невзрачную комнату. Жесткий пол кажется удобным, теснота становится синонимом братской заботы, фамильярность воспринимается как застенчивость. «Пусть вокруг вас будет много братьев-мусульман, ведь каждый из них сможет заступиться за вас в день Воскресения», — советовал пророк Но как же отдаться на милость сна и забыть о теле, прикрытом лишь одной простыней, когда рискуешь «открыть то, что спрятал Бог»? Носить плавки нельзя, поскольку они сшиты из двух кусков ткани, а набедренную повязку ихрама плотно не затянуть.
Матрасы разложены таким образом, что образуют квадрат. Устроившись головой к стене и вытянув ноги к центру комнаты, каждый лежит ногами к соседу. В странах ислама показывать стопы или подошву обуви кому-либо значит нанести этому человеку страшное оскорбление. Многие верующие терпеть не могут американцев, а всему виной их привычка класть ноги на стол. Но здесь все братья. И их стопы чисты. Что касается тех частей тела, которые вызывают наибольшее беспокойство, то Аталла, уже имеющий опыт соблюдения ритуалов хаджа, показывает, что с этим делать. Он ложится на спину, скрещивает ноги, поправляет ихрам и фиксирует его пакетом с полотенцами. Немедленно все хаджи переворачиваются на спину, зажав между бедер сумку или пакет.
Шаги, хлопанье дверей, недовольный шепот в коридоре. Нетрудно догадаться, в чем там дело. Вереница усталых паломников перед двумя мужскими туалетами. Женщин, не сговариваясь, оттеснили в особый закуток, их не так много и их не видно. Но их присутствие угадывается, когда мужчины окликают «иностранцев», которые, как им кажется, свернули не туда.
После нашествия «пользователей» заветное место становится недоступным. Местные строители, или, что более вероятно, наемные рабочие, без всякой задней мысли установили унитазы на европейский манер, хотя для мусульман было бы гораздо разумнее выбрать турецкий вариант, ведь они тщательно подмываются после совершения естественных нужд. Кое-кто из паломников, в жизни не встречавший этих керамических монстров, просто-напросто облегчился в стороне, то есть прямо на полу. Естественно, грязь страшная. Перед тем как набраться духу и посетить туалет, отставному полицейскому пришлось глубоко вдохнуть, задержать дыхание, а потом уже войти внутрь. Через несколько секунд он вылетел обратно, отдуваясь и приговаривая: «Уф… аж дыхания не хватило… Уф… я там больше не выдержал… Уф… еле успел совершить омовение…» Наблюдающие эту картину паломники стонали от хохота. «Браво! Вы настоящий чемпион, что за мощь!» Тонкий намек на двойную природу последнего слова, которое в арабском языке имеет, помимо основного значения, еще и дополнительное: «сексуальная потенция».
Спасение от зловония — прохладная комната, где мирно спят паломники, а сумки охраняют их интимные части тела. Сиеста правоверных.
Гостиница расположена в «высоком» городе, Маале. Внизу можно заметить маленькое окно с матовым стеклом и минареты Заповедной мечети, а за ними — дома, примостившиеся на холме. Аталла открывает форточку, и в комнату врывается раскаленный воздух и ослепительный солнечный свет, отраженный белыми стенами домов и оттого еще более нестерпимо резкий.
Снежный пейзаж под адскими небесами темноголубого цвета. Незыблемость. Поток паломников, словно не замечающих жара, растворяющего и поглощающего город, вытекает из пригорода и струится по улицам к Хараму. И никакому зною не осушить эту реку.
Для истинного паломника нет ни времен года, ни дня и ночи, ни времени. «Брось часы, избавься от ежедневников и термометров», — призывает проснувшийся из-за жары хаджи из Кабилии. Это верно. Для уммы, собравшейся здесь, существует только пятикратная молитва, святая пятница и пять обязательных дней хаджа, первый из которых называется яум ат-тарвия(день водопоя). Это название связано с тем, что верблюдов водили на водопой перед тем, как отправиться в путь, в паломничество.
Когда-то хадж посвящался празднику первых осенних плодов, благодатному и праздничному сезону для древних семитов. Поэтому, например, еврейский праздник дарохранительниц в Ветхом Завете называется хаг (Суд. 21; 19) — Уарабов хадж начинался после окончания сбора урожая фиников, что каждый год давало повод для веселья и начала торговли. Таким образом, месяц зу-ль-хиджа еще с древних времен становился месяцем паломничества и ярмарок.
Чтобы согласовать солнечный и лунный календари и чтобы, таким образом, зу-ль-хиджа совпадал со временем сбора урожая, нужно было добавить дополнительный месяц в традиционный цикл. И мухаррам(«священный») был вставлен между последним лунным месяцем и месяцем, начинавшим новый цикл. Чтобы досадить язычникам и отмежеваться от их паломничества, пророк избавился от всего, что связывало зу-ль-хиджа со сменой времен года. Он отменил эту условную вставку и решительно утвердил лунный календарь. Эти действия были немедленно одобрены самим Богом: «Воистину в тот день, когда сотворил небеса и землю, определил Аллах число месяцев в двенадцать согласно Писанию своему… Добавление [месяца к запретным] только увеличивает неверие. От этого те, которые не веруют, сбиваются» с пути Аллаха (Коран, 9–36–37). Действительно, после устранения вставки, которая каждые три года регулировала расхождение между лунным и григорианским календарем, дата хаджа каждый год приходилась на десять или двенадцать дней раньше, чем в прошлые годы, и полный цикл времен года совершался за 32 или 33 года.