ПОВСЕДНЕВНАЯ ЖИЗНЬ ПОДВОДНИКОВ
Шрифт:
Первым начал экономить на спасательной службе Главковерх Вооруженных Сил СССР Михаил Горбачев, который памятен подводникам тем, что посетив одну из подводных лодок Северного флота так и не рискнул спуститься внутрь по семиметровому входному колодцу. Под его верховной эгидой за несколько месяцев до трагедии в Норвежском море была расформирована единственная на Северном флоте спасательная эскадрилья гидросамолетов, тех самых которые могли бы за час достигнуть место аварии «Комсомольца». Но «экономика должна быть экономной», а значит спасение утопающих подводников должно стать делом самих утопающих. Под этим девизом и дожили до «Курска». А ведь в трех часах хода от места гибели атомарины стояла в Екатерининской гавани специально оборудованная спасательная подводная лодка типа «Ленок». Она и сейчас там стоит - раскуроченная обездвиженная, списанная «на иголки». Стоит как надгробный памятник некогда славной АСС - аварийно-спасательной службы ВМФ.
Еще одно гневное письмо: «Зачем нам так много врали?
– Вопрошает читатель из Подмосковья Игорь Лучинников.
– Вели спасательные работы, заранее зная, что никого в живых нет. Зачем тогда нужно было ломать комедь с норвежцами? И про эти стуки врали, когда никто уже не стучал…»
Да, с самого начала специалисты предполагали, что живых осталось немного. Но знать, что никого в живых на «Курске» нет - этого не было дано никому. Несколько моряков могли по стечению счастливейших обстоятельств уцелеть в кормовых отсеках и продержаться там сутки-другие. И вот ради них - возможно живых - спасательные работы надо было вести до последнего шанса. Этот последний шанс был исчерпан, когда открыли кормовой аварийный люк и убедились, что в отсеке вода. Анализ воздуха вышедшего из-под крышки люка показал, что кислорода в нем всего 8%. (Для поддержания жизни необходимо не меньше 19-20%) Восемь процентов означает, что кислород был не выдышан, и выжжен из атмосферы отсека. Ибо при стремительном затоплении лодки соленая вода вызвала множественные короткие замыкания едва ли не всюду, где находились под напряжением мощные электроагрегаты.
«Сказать правду», то есть объявить сразу, что никого в живых нет и что спасать некого? Кому нужна была такая правда? Родственникам погибших? Они бы не поверили ни единому слову и все равно примчались бы в Видяево. И были бы правы, потому эта «правда» была бы неполной.
Стуки безусловно были, ибо первое, что станет делать подводник, оказавшийся в стальной могиле отсека - это бить железом в железо, надеясь, что откликнуться из смежных отсеков или услышат спасатели. Другое дело как долго эти стуки продолжались.
«Почему так поздно обратились к норвежцам за помощью?» - Этот вопрос задают почти все авторы писем. Если бы каждый из гневных вопрошателей поставил себя на место спасателей, возможно, обвинительный тон был бы на градус ниже. Примеряю ситуацию на себя: случилась беда - известно только то, что, лодка лежит на грунте и не подает признаков жизни. Задача: открыть кормовой рубочный люк. Действую, как учили - спускаю спасательный подводный аппарат (батискаф «Бестер» или «Приз») - слава Богу они под рукой и экипажи в строю, дело за малым - сесть на комингс-площадку, (которая вовсе не площадка, а широкое плоское кольцо из шлифованной стали), герметизировать место стыка, а потом открыть верхний рубочный люк. Мои люди и моя техника могут все это сделать. С какой стати мне заранее расписываться в собственной немощи, звать весь мир на помощь, если я знаю, что я могу это сделать сам? И мои люди это делают даже с помощью своей не самой новой техники - они стыкуют свои батискафы с кормовым люком и раз, и другой, и третий… Но тут выясняется невероятное - в толстенной стали комингс-площадки - трещина. Присос невозможен, открыть люк из переходной камеры аппарата невозможно, а значит невозможен и переход подводников, если они живы, из кормового отсека в спасательный аппарат. Я понимаю - это конец. Это приговор тем, кто может быть еще жив. Время вышло… Теперь открывание люка - это не спасательная задача, а техническая. Теперь его можно открывать с помощью водолазов-глубоководников - норвежских ли, китайских, российских. Российские глубоководники, оказывается, не вывелись на корню, они откликнулись из разных мест страны, куда их позабросила погоня за хлебом насущным. Нет сомнения - они бы открыли люк. Но лучше пригласить норвежцев, чтобы избежать тех обвинений, которые были брошены спасателям «Комсомольца» - вы отказались от иностранной помощи, дабы не раскрывать военных секретов. И я приглашаю норвежцев. А дальше начинается телевизионное шоу, смонтированное так, чтобы побольнее ткнуть и без того обескураженного российского спасателя. Нам показывают чудеса иноземной оперативности: на наших глазах в корабельной мастерской изготавливается «ключ» к люку - обыкновенную «мартышку», которая имеется на любом российском корабле - рычаг-усилитель нажима руки. Потом этот чудо-ключ спускают водолазу и тот открывает злополучный люк. Публика аплодирует норвежцам и клянет российский флот, что и требовалось режиссерам действа. За кадром же остается то, что заклинивший люк открывает вовсе не рука водолаза, оснащенная ключом-«мартышкой», а стальной манипулятор робота, который распахивает ее с усилием в 500 килограмм. Никто не говорит зрителям, что теперь, когда стало предельно ясно - живых в корме нет, люк этот все равно чем открывать - норвежским ли роботом или крюком российского плавкрана. Ибо теперь не страшно затопить затопленный отсек вскрыв оба люка без герметизации выхода из подводной лодки. Никто не сообщил, что норвежцы бились с крышкой люка почти сутки. На экране все было эффектно и просто: пришли, увидели, победили; спустились, сделали, открыли… Никто не сказал об огромной разнице в задачах, стоявших перед российскими акванавтами и норвежскими водолазами. Первые должны были обеспечить герметичный переход в лодку, вторые - открыть люк любым удобным способом, не заботясь о том, что при открытии его в девятый отсек ворвется вода… Попробуй теперь скажи, что это мы могли сделать и сами, пригласив российских глубоководников из гражданских ведомств - из той же Южморгеологии… Так почему же не пригласили? Да потому что норвежцы оказались ближе, да потому что над командованием флота, как дамоклов меч, висело заклятье - «вы из-за своих секретов побоялись принять иностранную помощь! Вам ваши секреты дороже матросских жизней!»
Образ российского спасателя отпечатан ныне в общественном сознании в самых черных тонах: беспомощен, неразворотлив, преступно нетороплив… Плохо оснащен - да, все остальное - ложь! Развернулись и вышли в точку работ в рекордные сроки, работали под водой за пределом человеческих возможностей, рискуя собственными жизнями. О какой «преступной неторопливости» адмиралов можно говорить, если в организации спасательных работ принимал участие офицер оперативного отдела штаба Северного флота капитан 1 ранга Владимир Гелетин, чей сын старший лейтенант Борис Гелетин находился в отсеках «Курска»? Родители погибших подводников создали свою комиссию по оценке спасательных работ, куда вошли три бывших флотских офицера. По распоряжению адмирала Попова они были доставлены на вертолете в район спасательных работ. Вернувшись в Североморск, они поблагодарили комфлота за все то, что было сделано для спасения их сыновей, увы, не увенчавшегося успехом.
Во время молебна в импровизированном Видяевском храме у отца штурмана с «Курска» случилась клиническая смерть. Его откачали. Но целых 80 секунд его душа общалась с душой сына.
УРОКИ ТРАГЕДИИ «КУРСКА»
Удивительно, что подобная катастрофа не произошла раньше. Может быть, потому, что ныне флот стал гораздо активнее выходить в море, а силы-то подточены годами общего лихолетья. Трагедия “Курска” - это расплата за тихое удушение флота под видом реформ. Так же как кислородное голодание приводит к необратимым поражениям организма, так и затянувшееся безденежье ВМФ дало свои злокачественным последствия. Флот и так продержался на энтузиазме офицеров и выносливости матросов целое десятилетие. Но всему есть предел…
Всякий раз, бывая на кораблях сегодняшнего флота, я поражаюсь тому, что они несмотря ни на что все еще выходят в море. И каждый такой выход - это героизм, за который приходится порой платить страшной ценой.
Российское общество должно, наконец, понять, что оно обретается в великой морской державе. Великой даже в грандиозности своих морских катастроф, не говоря уже о своих великих бесспорных достижениях, о которых оно не знает, да и знать, похоже, не желает. О них у нас сообщают шепотом, зато о катастрофах трубят во все иерихонские трубы… Сегодня каждый россиянин просто обязан знать имена своих подводных ассов, первопроходцев и мучеников так же, он уже усвоил имена поп-звезд и футбольных форвардов. “Жеватели котлет, читатели газет” по-прежнему полагают, что Баренцево море также далеко от них, как и Чечня.
Когда ядерный флот выходит в море - это действующий флот. Любая потеря действующего флота - боевая потеря.
Герой Советского Союза подводник Магомед Гаджиев, сложивший голову в арктических морях, сказал вещие слова “Нигде не такого равенства перед судьбой, как на подводной лодке: либо все побеждают, либо все погибают.”
.В мирные послевоенные годы подводников и подводных лодок в России погибло больше, чем в русско-японскую, первую мировую, гражданскую, советско-финскую войны вместе взятые. Что же это за такие «мирные» годы? Есть у них более жесткое и точное название - Холодная война в мировом океане. Именно так - с прописной буквы и без кавычек - пишут эти слова американцы. А они знают в том толк.
В ходе этой необъявленной, но тем не менее реальной до сводок многочисленных жертв, войны мы потеряли пять атомных и шесть дизельных подводных лодок. Противостоящие нам ВМС США - две атомных субмарины. Все это надо брать в расчет, чтобы понять что именно могло послужить причиной катастрофы «Курска», ибо Холодная война в океане вовсе не окончена, как о том поторопились возвестить некоторые политики. Слежение и выслеживание российских подводных лодок по-прежнему продолжается, разве что с большим для противника удобством - на выходе из баз и в полигонах боевой подготовки.
Перевернем ситуацию, как песочные часы, на 180 градусов: три российские атомные подводные лодки пришли к берегам Флориды к самой кромке территориальных вод США, чтобы вести наблюдение за американскими атомаринами, ведущими учения. Внезапно одну из американских лодок постигает судьба «Курска». Российская подводная лодка, скажем, «Кострома» немедленно уходит на Кубу и становится там в док, объясняя всему миру, что это плановый ремонт, что России дешевле всего и удобнее ремонтироваться за океаном и ради этого «Кострома» пересекла Атлантику, заглянув заодно и к берегам Флориды. На просьбу мировой общественности показать носовую часть «Костромы» адмирал Куроедов отвечает категорическим отказом, ссылаясь на крайнюю секретность корабля… В те же самые горячие дни Путин звонит Клинтону и 25 минут выражает ему свое соболезнование, а глава ФСБ срочно вылетает в Вашингтон для конфиденциальных встреч со своими американскими коллегами. Что прикажете думать? И какой бы газетный и телевизионный вой поднялся по всему миру насчет российского флота?