Повседневная жизнь русского путешественника в эпоху бездорожья
Шрифт:
В наш век, привыкший устремляться ко всему кратчайшим путем и на максимальных скоростях, свернуть с большой дороги на проселок — это уже подвиг. Но, право, только там, на извилистых, как реки, сельских дорогах, можно испытать радость первооткрывателя. Я уже не говорю о том, что только там вы почувствуете себя не пленником, а хозяином дороги, а ваше авто из верблюда в караване превратится в гордого скакуна.
А потому, не раздумывая, поворачивайте с магистрали вправо, затем руль влево — и смело ныряйте под мост, несущий на себе тяжкое бремя Ярославского шоссе со всеми его карамии фурами.И вот уже скромная однорядка выводит на старую Троицкую дорогу. Еще один поворот — и мы в селе Братовщине.
Сельская хроника
Как и другие старые села на Троицкой дороге, Братовщина имеет свою историческую хронику.
24 мая 1571 года — одна из самых страшных дат в истории Москвы. Орды крымского хана Девлет-Гирея стремительным набегом подошли к Москве. Царь Иван, оставив столицу на попечение воевод, уехал в Ростов Великий. Татары подожгли окраины столицы. Внезапно поднявшийся сильный ветер перебросил огонь на центр города. Начался страшный пожар, который за три часа испепелил весь Кремль и Китай-город. В огне погибло множество людей, сбежавшихся в Москву, спасаясь от татар. Среди них был и главнокомандующий московской армией князь И. Д. Вельский.
Вскоре татары ушли обратно в степи, уводя с собой десятки тысяч пленных. Царь Иван вернулся в Москву, но жить на смрадном пепелище не захотел и удалился в свои подмосковные владения. Лучше уцелели села, находившиеся к северу от Москвы. В их числе была и Братовщина. Вероятно, уже тогда здесь был деревянный путевой дворец. В Братовщине и нашли царя Ивана послы от Девлет-Гирея…
«15 июня 1571 года в селе Братошине (Братовщине. — Н. Б.)Иван IV принял крымских гонцов, передавших ему ханское послание и нож вместо обычных подарков. Переговоры в Братошине с самого начала приобрели крайне драматический характер, это породило впоследствии немало слухов и легенд. Передавали, что крымские гонцы явились к царю в грубых овчинах и вели себя крайне дерзко. Несколько иначе об этом же эпизоде рассказывает поздний летописец: гонцы потребовали у царя дань (“выход”), тогда тот будто бы “нарядился в сермягу, бусырь (старая, грязная одежда. — Н. Б.)да в шубу боранью, и бояря. И послом отказал: 'видишь де меня, в чем я? Так де меня царь (хан. — Н. Б.)зделал! Все де мое царство выпле-нил и казну пожег, дати мне нечево царю!'”. Девлет-Гирей требовал от России уступки мусульманских юртов, Казани и Астрахани. Послание хана было составлено в дерзких и оскорбительных выражениях. Он писал Грозному: “Жгу и пустошу, то все для Казани и для Астрахани… был б в тебе срам и дородство, и ты пришел бы против нас”» (168, 427).
История с переодеванием похожа на правду Грозный любил такого рода «театральные эффекты». Ну а до восстановления татарского ига над Русью дело, к счастью, не дошло. На следующий год хан повторил нашествие, но на этот раз московская армия оказалась на высоте. 2 августа 1572 года в кровопролитной битве у села Молоди (45 километров к югу от Москвы) крымская орда потерпела сокрушительное поражение.
Во времена Ивана Грозного в Братовщине существовал небольшой монастырь. «Монастырь Никола на Братошине упоминается около 1509 года; под 1552 годом упоминается Кирилл игумен Браташинский, то есть монастыря в селе Братовщине» (39, 389).
В сентябре 1604 года в Братовщине останавливался английский посол Томас Смит, ехавший из Архангельска в Москву (68, 194). Здесь же полгода спустя он ночевал и на обратном пути из Москвы в Архангельск и простился с провожавшими его до первого стана московскими соотечественниками (68, 215).
Видела Братовщина и ликующие толпы. 1 мая 1613 года избранный царь Михаил Романов, ехавший в Москву из Костромы, был встречен здесь представителями Земского собора — ростовским митрополитом Кириллом и боярином князем И. М. Воротынским, «а с ними околничие и столники и дворяне, и всех чинов многие люди» (167, 236). От Братовщины и до самой Москвы вдоль дороги стояли толпы людей всех чинов и званий, радостно, с хлебом-солью приветствовавших юного царя, с которым народ связывал надежду на восстановление мирной жизни.
С тех пор царь Михаил полюбил это село. Осенью 1623 года по его приказу здесь был выстроен деревянный путевой дворец (170, 65).
Сын и наследник Михаила жизнелюбивый царь Алексей Михайлович нашел в Братовщине свое удовольствие. Рассказывают, что он любил подниматься на высокую башню дворца и там, на ветерке, почивать на пуховых перинах (214, 4).
Другой жизнелюб, патриарх Никон, любил это место за отменную рыбалку в здешних прудах. Яростный реформатор Русской церкви часами просиживал тут с удочкой, подкарауливая жадного окунька или глупую плотву…
Справка Миллера
В 1789 году историк академик Г. Миллер совершал познавательную поездку из Москвы в Троице-Сергиеву лавру. Братовщина заняла достойное место в его путевых заметках.
«Братовщина,или село Братовщино,лежит на половине
Сие место пред прочими примечания достойно по старому деревянному дворцу, где прежние цари, когда обыкновенные для богомолья к Троицкому монастырю путешествия предпринимали, для отдохновения останавливались. Чего ради там находится и деревянная старая церковь. Оной дворец и церковь стоят на северном конце деревни, близ начинающейся недалеко оттуда речки Скаубы,которая помощию плотины до нарочитой широты возрастает, так что оная уподобляется почти продолговатому озеру Августейшая монархиня, имев в 1775 году путешествие в Троицкой монастырь, по приятному положению сего места приказать соизволила новой императорской дворец и церковь на том месте построить каменные, чему, может быть, в будущем году, поелику уже довольное множество кирпича навезено, начало будет сделано. Для осмотрения старого строения должно при выезде из села поворотить налево и ехать чрез усаженную по обе стороны в два ряда молодыми березками аллею, которая прямо ведет к самой средине строения. Идучи оттуда от села в расстоянии около полуверсты — озеро, от речки Скаубы сделавшееся, по левую сторону дороги в виду, а по правую находится дом для нынешнего надзирателя. Такая же аллея насажена и в правую руку от дворца даже до следующей большой дороги, так что, если новой дворец, как надеяться можно, займет место старого, то обе аллеи, сомкнувшись при средине будущего дворца, равно как и озеро речки Скаубы, приятной вид показывать будут. Сказывают, что преж сего озеро насажено было рыбою, которая, однакож, за неимением довольного присмотра и за редким туда двора приездом вся почти из оного пропала.
Я прибыл в Братовщину при захождении солнца, осведомился о старом дворце, пошел с одним из тамошних жителей для смотрения онаго и, переночевавши в оном селе, продолжал в следующий день при возхождении солнца мою поездку» (113, 242).
Можно позавидовать Миллеру и Карамзину которые видели путевые дворцы своими глазами. Сегодня мы можем представить их облик только в архитектурных реконструкциях и описаниях.
«Усадебный комплекс XVIII века, состоящий из деревянной постройки и сада, был очень живописен. От старой царской усадьбы сохранялись две высокие деревянные повалуши (башни. — Н. Б.) с шатровыми кровлями. Одну из них, называемую в народе “царской вышкой”, еще застал в 1802 году Н. М. Карамзин. По его мнению, в ней размещалась царская спальня. Неподалеку от повалуш находилась построенная в 1637 году деревянная церковь Николая Чудотворца с лемеховыми главами и шатровая колокольня. Кровли, шатры и стены дворца были обшиты тесом и выкрашены. Служебные и жилые постройки имели яркие красные кровли. В 1750 году перед дворцом был разбит большой сад, расположенный на трех уровнях над рекой Скалбой. Для сада была характерна регулярная планировка аллей и боскетов. По его периметру располагались крытые дороги, в центре — яркие цветники. Вдоль реки проходила крытая галерея, а по бокам сада — красивые беседки. В отделке интерьеров широко использовались деревянные расписные панели и обои всевозможных цветов, чаще всего — травчатые. Украшали дворец вишневые изразцовые печи. В нем было 27 помещений. Кроме дворца и церкви в усадьбе находились мыльня, садовничья изба, управительский двор, погреба, сараи и пруд с рыбой» (89, 6).
Елизаветинский дворец с его шатрами и башнями был разобран в 1819 году. Тогда же были сломаны и все окружавшие его хозяйственные постройки, вырублен фруктовый сад. Екатерина Великая, не разделявшая художественные вкусы Елизаветы, в 1775 году распорядилась начать постройку нового дворца, но дальше фундаментов дело так и не пошло. Равным образом не выстроили и каменную церковь, о которой распорядилась императрица…
Посетивший Братовщину в 50-е годы XIX века историк И. М. Снегирев уже не нашел здесь ничего, кроме руин. «Теперь на этом месте (дворца и сада. — Н. Б.)заросший травою пустырь, где едва можно найти следы церкви, дворцов, жилых строений и сада, которые стоили стольких трудов и издержек…» (170, 66).