Повседневная жизнь Вены во времена Моцарта и Шуберта
Шрифт:
Возможно, для этого не хватило самой малости. Если бы венгры Кошута, двигавшиеся на помощь революционерам, вступили в Вену раньше полков Виндишгреца, спешивших туда, чтобы разгромить повстанцев, ход событий, несомненно, был бы совершенно иным. Республиканское правительство упразднило бы империю, и — кто знает? — диктатура пролетариата опрокинула бы городские учреждения и перевернула судьбы жителей Вены. Венцы очень хорошо это почувствовали: предупреждение было суровым. Сколь стихийно ни началась революция, ей явно поспособствовали колебания правительства, неуклюжесть и неуверенность полумер; впервые в своей истории венская буржуазия перестает чувствовать себя защищенной отеческой заботой империи; она утратила веру во всемогущество и бдительность императора, которому так охотно повиновалась в обмен на обещанную безопасность. Буржуазия была мало склонна к тому,
Когда венская кровь— между прочим, именно так Штраус назвал один из своих самых прекрасных и блестящих вальсов — потекла по камням мостовых столицы в братоубийственной борьбе, все хорошо поняли, что эти дни с марта по ноябрь 1848 года предвещают конец света и что Вена уже никогда не станет такой, какой была до этого. Действительно, войны, финансовые катастрофы, спорадически возникавшие беспорядки создавали атмосферу постоянного бедствия, с которой венцы храбро сражались. Они даже пытались, как когда-то, веселиться и преуспевали в этом, поскольку венский характер был сильнее всего, но той детской невинности, которая царила здесь «до марта», не было суждено воскреснуть уже никогда.
Вена со своими четырьмя сотнями тысяч жителей (не считая населения предместий за пределами «линии», Linienwall) все еще жила в системе почти средневековых институтов под управлением своего бургомистра Чапки, [138] находившегося на этом посту с 1838 года. Только треть из полумиллиона жителей платила налоги. На буржуазию вместе с аристократией была возложена обязанность субсидировать потребности государственных финансов, но буржуазия не была представлена в Государственном совете, а сам город не пользовался никакой автономией. К тому же в имперской Австрии народное представительство было сведено к нулю. Некоторые нации имели свои собственные советы, свои парламенты, но Австрия как таковая ничего этого не имела.
138
Игнац Чапка— в 1838–1848 гг. бургомистр Вены.
Первые требования, сформулированные в 1845 году интеллектуалами, направившими петицию в министерство внутренних дел, сводились к смягчению режима цензуры, остававшейся слишком строгой, несмотря на весь либерализм Иосифа II и его последователей, а также касались положения прессы, представительства буржуазии в парламенте и публикации данных государственного бюджета. Издавалось достаточно много газет, и венские жители всегда читали множество ежедневных, еженедельных или ежемесячных изданий, которые гарсоны в ресторанах тяжелыми пачками приносили своему клиенту вместе с заказанным им кофе. Газета Винер Цайтунг, основанная в 1805 году, контролировалась, если не вдохновлялась Управлением дворцовой полиции, то есть министром полиции. Таким образом, в ее безвредности можно было не сомневаться. Основанный Сафиром в 1837 году Гуманистбыл злобным, но отнюдь не подрывным. Обе газеты Фридриха фон Герца Остеррайхише Беобахтери Винер Ярбюхертакже были совершенно безобидными. То же самое можно сказать и о газетах Винер Цайтшрифт фюр Кунст, Литератур, Театр унд Моде, Зонтагсблеттер фюр хайматлихе ИнтерессенФранкля, АурореЗейдля и т. п., проверенная послушность которых делала цензуру излишней.
Однако цензура была настолько придирчивой, что даже самые крупные австрийские писатели порой чувствовали себя задетыми,
В 1846 году революция разражается в Кракове, восстают крестьяне в Галиции. В 1847-м даже мирную Швейцарию раздирает гражданская война, так называемая Зондербундскриг. В Лондоне в 1848 году впервые печатается произведение, обреченное на крупный успех: Манифест Коммунистической партии, написанный Карлом Марксом и Фридрихом Энгельсом; удивительно видеть, что он появляется в стране, где либералы с таким трудом добились сокращения рабочего дня до десяти часов и эта наконец принятая мера представлялась еще такой щедрой, «современной» и филантропической!
В Баварии возникают волнения, в Силезии свирепствует голод. Даже в Вене появляются неприятные симптомы волнений; недовольные тем, что бургомистр Чапка строит муниципальные мясо-бойни, угрожающие их привилегиям и интересам, мясники выходят на улицы. В Нойершенфельде ткачи, встревоженные ростом цен на хлопок-сырец, поднимают на ноги пятнадцать тысяч рабочих; поскольку не принимается никаких срочных мер для обеспечения питанием этих бедных, кое-как перебивающихся людей, умирающие с голоду безработные грабят несколько булочных. В добавление ко всему урожаи в течение трех последних лет были очень скверными, и цена на муку за время с 1845 по 1847 год поднялась с трех флоринов до десяти. Обоснованно предчувствуя грядущие события, Эдуард фон Бауэрнфельд пишет в своей газете от 1 января 1848 года: «В этом году произойдут важные политические изменения, в чем все мы совершенно уверены».
Делаются попытки оказания помощи неимущим в виде раздачи с начала января «народных супов». Первыми такие пункты начинают функционировать в Шоттенфельде и Мариахильфе по программе американца Ремфорда, открывается также первая паровая булочная. В том же январе Меттерних предупреждает императора «о ветрах восстания, толкающих подрывные партии к подрыву действующих легитимных учреждений, потому что Австрия рассматривается как их истинный представитель, и ее они делают основной мишенью своих усилий».
В глазах народа Меттерних настолько является воплощением абсолютизма во всей его несгибаемой суровости, что люди громкими криками требуют его отставки. Цензура защищается от общественного мнения, препятствуя постановке шиллеровских Заговора Фиескои Вильгельма Телляи запрещая газетам писать о Милане, где произошли беспорядки, в частности, направленные против австрийского правления; там сурово обходились с теми безобидными прохожими, которые, игнорируя патриотический лозунг курителей тоскани, не выпускали изо рта венские сигары. Манифестанты требуют публичности правосудия, автономной организации коммун, создания торговых и сельскохозяйственных палат, созыва Генеральных штатов и, все более и более настойчиво, — свободы печати.
В ожидании возможности свободно публиковать материалы повсеместно возникает все больше и больше мелких бунтарских газет, занимающих самые резкие позиции. Неловкие или смешные меры раздражают недовольных. В Милане забавляются тем, что носят большие шляпы с широкими полями, называя их то «калабрийками», то «пуританками», то «шляпами Эрнани», и этот головной убор становится революционным символом, который вскоре украсит множество венских голов. Можно сказать, что революция символически вершится в Вене в виде борьбы мягкой анархистской шляпы против цилиндра г-на Бидермайера.