Повседневная жизнь восточного гарема
Шрифт:
«Собираясь выйти из кондитерской, я случайно обнаружил у себя в кармане бутылку, которую купил на площади Сераскира, — вспоминал Жерар де Нерваль. — Я спросил у мадам Мёнье, что это за жидкость, которую мне продали как прохладительный напиток, а я не смог сделать ни одного глотка, — испорченный лимонад, скисшее пиво или какая-то местная настойка? Кондитерша и ее продавщицы покатились со смеху при виде бутылки; от них невозможно было добиться объяснений. Выведя меня на улицу, художник сказал, что такого рода жидкость продают туркам, достигшим определенного возраста».
Овидий в своей «Науке любви» советовал употреблять некоторые травы, лук, яйца и особенно мед.
В Китае молодоженам рекомендовали блюдо из цыпленка с орехами.
В трактате шейха
«Эликсир Казановы» состоял из лимонов, коньяка, яиц и яичной скорлупы и настаивался пока не растворялась скорлупа.
Среди «волшебных» рецептов разных стран можно обнаружить «Любовный напиток», салаты «Долгожданное свидание» и «Мимолетный взгляд», «Усладу гарема» — шарики из смеси орехов, кураги, чернослива и меда. «Халву любви» — из орехов, изюма и фиников.
Иоганн Гете, проживший восемьдесят три года и сохранивший свежесть чувств до преклонных лет, отдавал предпочтение франкфуртскому зеленому соусу. Этот соус включал в себя огуречник, одуванчик, крапиву, мяту, щавель, петрушку, зеленый лук, укроп, сельдерей, крутые яйца, лук, простоквашу и лимон.
Существовали любовные зелья и для наружного применения. Например, состав из сандалового масла, молотого имбиря и корицы. Множество подобных рецептов предлагала и «Камасутра».
Однако никакие рецепты не могли соперничать с красотой.
В «Тысяче и одной ночи» читаем:
«Рассказывают также, что аль-Мутеваккиль выпил лекарство, и люди стали подносить ему диковинные подарки и всякие приношения, и аль-Фатх-ибн-Хакан подарил ему невинную невольницу высокогрудую из числа прекраснейших женщин своего племени и прислал вместе с нею хрустальный сосуд с красным питьем и красную чашу, на которой были написаны чернью такие стихи:
Как кончит имам целебное пить лекарство,Что хворь приведет к здоровью и исцелению,Лекарством лучшим будет ему выпитьИз этой чаши этой винной влаги,И сломит пусть печать ему отданной, —Оно полезно будет вслед лекарствуА когда невольница вошла с тем, что было с нею, к халифу, у того находился Юханна, врач. Увидав эти стихи, врач улыбнулся и сказал: „Клянусь Аллахом, о повелитель правоверных, поистине, аль-Фатх лучше меня знает искусство врачевания! Пусть же не ослушается его повелитель правоверных в том, что он ему прописал“.
И халиф согласился с мнением врача, и употребил это лекарство, как того требовало содержание стихов, и исцелил его Аллах и оправдал ее надежду».
Кальяны
Кальяны и наргиле — эти приспособления для курения были столь же популярны, что и теперь, при одном их упоминании возникают манящие и загадочные образы Востока.
Ввиду дурманящих и вредных свойств табачного дыма религия рекомендовала воздерживаться от курения. Однако кальяны были везде — и в покоях обитательниц гарема, и в уличных кофейнях (где, кстати, они есть и сейчас). Кальяны подавали после каждой трапезы, как лучшее дополнение к кофе.
«Как только я занял место в зале, — вспоминал Жерар де Нерваль, — ко мне подошел элегантно одетый юноша с тонкими чертами лица, которого можно было принять за девушку, и предложил мне чубук или кальян; вместе с трубкой он принес мне чашку кофе».
Кальяны были самых разных видов и размеров: от простых до настоящих произведений искусства с изящными дорогими украшениями. Но устройство всех кальянов было одинаковым: в прозрачный сосуд наливалась вода, очищавшая и охлаждавшая проходивший через нее дым. Сосуд соединялся узким горлышком с металлической чашей, где тлел табак, над которым горел древесный уголь. Дым попадал в сосуд, проходил через воду и выходил через гибкую трубку с мундштуком, которую
Кальяны курили в основном мужчины. Дамский вариант кальяна назывался наргиле. Он отличался меньшими размерами, большим изяществом исполнения и вместо трубки у него было подобие длинного кожаного рукава, которым дама обычно оборачивала руку.
Гаремные красавицы любили кальяны за то же, за что их почитали и все остальные — возможность расслабиться, раствориться в сладких грезах, забыться. Такое слияние с вечностью для неторопливых жителей Востока имело свою особую ценность.
Для кальянов и наргиле использовался особый табак, пропитанный различными веществами, придающими тот или иной привкус и аромат. В зависимости от сорта в табак добавлялись мед, патока, масла, экстракты и благовония.
Чаще всего использовался «яблочный табак», который популярен и теперь. Кто-то отдавал предпочтение привкусу винограда в табачном дыме, кто-то желал вдыхать насыщенный аромат розы. Табачных запахов было множество: от клубники и жасмина до ванили и лакрицы.
Гурманши из гаремов курили и смешанные сорта, дарившие богатое сочетание тонких вкусов. Гаремные даирэ были пропитаны ароматами наргиле, сливавшимися в легкий пьянящий туман.
Иногда в табак добавляли дорогие сорта банджа или опиума, а в воду — ликеры или вино. И тогда кальян превращался в опасное и сладостное искушение, способное не только затуманить разум, но и похитить саму жизнь.
Временами в кальянные традиции вторгались новые веяния.
«После еды кадина поднялась, и они перешли в гостиную, — писал Теофиль Готье. — Хозяйка с изящной небрежностью кочевала с дивана на диван, куря сигарету вместо традиционного наргиле. На Востоке сигареты нынче в моде. В Константинополе теперь выкуривают не меньше „папелитос“, чем в Севилье. Для томящихся от праздности турчанок приятное развлечение заворачивать легкие волокна латакийского табака в тонкую бумагу».
УПАДОК ТРАДИЦИЙ
Закрытие сералей
Времена менялись, а с ними менялись и гаремы.
В 1876 году на трон взошел Абдул-Хамид II. Ему досталось огромное наследство, но удержать его было не так просто. Революционные бури изменили Европу и подбирались уже к Блистательной порте, угрожая самому султану. И тут уже было не до гарема.
«В свое время сераль султана Абдул-Меджида был местом безумных оргий, — писал Джордж Дорис, — и его жены в отсутствие строгого надзора предавались самым разнузданным вольностям. Сменивший его Абдул-Азиз, ревнивый как тигр, выправил эти пошатнувшиеся нравы. Но никогда султанский гарем не содержался в такой строгости, не был таким закрытым и, если можно так выразиться, таким „правильным“, каким он стал при нынешнем султане.
…Мы еще помним легенды о тех временах, когда могущество восточных монархов было равным разве что их храбрости, сластолюбию и роскоши.
Эти времена, по счастью, давно прошли, и обветшалое состояние современного сераля — не более чем один из очевидных признаков его упадка. Но прежде чем он исчезнет окончательно, свидетельницей скольких преступлений, казней и средневековой жестокости станет мрачная тюрьма Йилдыза?
Сегодня в Йилдызе невозможно себе представить не только любовную интригу, но даже самый ничтожный каприз, самую маленькую страстишку, самый беглый взгляд очей.
Запертые в двойном кольце высоких и толстых стен, обитательницы сераля живут в неправдоподобном мире, доступ в который закрыт для любого мужчины, кроме Великого Турка. Не только тщеславие или ревнивый нрав побудили Абдул-Хамида сделать свой великолепный гарем столь неприступным. Здесь прежде всего — как и во всех его поступках — сказался извечный страх перед заговорами, боязнь появления среди стада его покорных рабынь какой-нибудь мусульманской Юдифи, восточной Шарлотты Корде.
Раньше султан был очень склонен к наслаждениям. Не чужд он их еще и теперь, но предается им лишь в моменты спокойствия, когда у него нет серьезных забот и мысль о какой-либо реальной или мнимой опасности не поселяется в его воображении».