Повстанцы
Шрифт:
Пятрас почувствовал смущение Адомелиса и нарочито бойко ответил:
— Нечем хвастаться, Адомас. Вчера прихожу с лугов, а тут — брат. Их там в Шиленай почти вконец голодуха одолела.
И Пятрас повторил рассказ Винцаса, как крестьян разоряет Скродский. Адомелис слушал с величайшим вниманием, изредка вставляя краткое слово. А Пятрасу было приятно открыть сердце человеку, который так его понимает.
— Видишь, какие у нас беды. А я-то думал этой осенью свадебку сыграть, — добавил он с горькой усмешкой.
— С кем же это? — стыдливо краснея, поинтересовался
Услышав про Катре и поняв, что она очень нравится Пятрасу, Адомелис с сожалением вымолвил:
— И нашей Юле ты, Пятрас, по душе. Она бы рада за тебя замуж выйти.
— За меня? Барщинника? — удивился Пятрас. — Куда же я твою сестру поведу? У пса хоть конура есть, а у меня и той нет…
Адомелис с завистью оглядел могучее тело Бальсиса, его сильные, мускулистые руки и горестно улыбнулся:
— Конуры своей нет, зато есть здоровье и крепкие руки. Ты — хороший работник, будешь хорошим хозяином. Незачем тебе Юле уводить. Пришел бы к нам в зятья. Отец пока противится, но вдвоем с Юлите мы бы отца уговорили. Все-таки ты племянник Бальсиса.
— А ты? Ведь тебе должно отцовское хозяйство остаться? Жениться не собираешься?
— Где уж мне! Какой я работник! Отец мне надела не передаст. Я бы сразу разорился.
— А не приглядел себе девушку? — не унимался Пятрас.
Веснушчатое лицо Адомелиса снова вспыхнуло.
— Тебе скажу — очень мне нравится Онуте.
— А ты ей?
Адомелис расплылся в улыбке, прислонился к яблоне, зажмурился и еле слышно произнес:
— Может, и я ей… Везде за меня заступается… Очень хорошая девушка.
Он умолк, не расспрашивал больше и Пятрас. Сочувствие к этому парню опять наполнило теплом его грудь. Пятрас растянулся на траве и, закинув руки за голову, глядел сквозь ветви яблони на чистое синее небо. Жужжали незримые пчелы, птицы, словно передразнивая друг друга, попеременно щебетали на придорожном тополе, вокруг своих гнезд, под стрехой избы, летали ласточки.
После долгого молчания Адомелис робко взглянул на Пятраса:
— Стало быть, не породнимся?
— Как это? — не сразу понял тот.
— Да я все про Юлите.
Пятрас облокотился и твердо отозвался:
— Послушай, Адомас, коли ты всерьез, так выбрось это из головы. Есть у меня девушка, на ней и женюсь. Богатством меня не заманишь.
— Что ты, что ты!.. — Адомелис даже руками замахал с перепугу. — Разве я ради богатства?! Знаю, что ты сестре приглянулся, вот и сказал. Нет так нет. И я бы на твоем месте не иначе поступил.
— Вот видишь, — быстро смягчился Бальсис и снова растянулся под яблоней. — Вам, королевским, все бы выделы, приданое, наделы. Оно, конечно, земли всякому хочется. И я этого хочу. Но ради богатства отречься от девушки, которая мне по сердцу, — это уж нет! Лучше батраком пойду в поместье или бобылем за отработку. Да, Адомас, ты тут знаешь многих. Может, ведаешь, где бы мне с Катре приютиться, коли осенью повенчаемся?
Адомелису было очень приятно, что Пятрас обращается к нему с таким серьезным делом, и он сумеет помочь новому приятелю. Минутку подумав, вымолвил:
— Порасспрошу.
Пятрас знал корчемную. Да, дом запущен, но, коли в порядок привести, жить можно. И огород, и десятины три земли. Тоже можно прокормиться. Только захочет ли дядя?
— Может, и неплохо ты задумал, Адомас. Но вот дядя у меня ершистый. Кто его знает…
Было видно, что Адомелис уже раздумывает, как уладить дело. Найдет он, через кого пугануть старика Бальсиса!
— Поживем — увидим… Попытка не пытка… — повторил он обнадеживающим голосом.
Адомелис подвинулся в тень погуще, прислонился к яблоне, зажмурился и снова погрузился в думы.
Внезапный порыв ветра рванулся сквозь верхушки деревьев. Адомелис поглядел на небо и решил:
— Буря будет.
На западе чернели тучи. Набухла гнетущая тишина. Деревья съежились, оцепенели, притихли пташки, только ласточки, как ни в чем не бывало, проворно летали вокруг избы. Пчелы со злобным жужжанием устремлялись в свой улей. Куры, копавшиеся под кустом смородины, вытянув шеи, беспокойно поглядывали по сторонам, а петух, подняв гребешок, то и дело поворачиваясь, крутил крылом, шпорами рыл землю и густым горловым "ко-ко-ко" подбодрял свое многочисленное семейство. Вдруг на дороге послышались шум, грохот, блеяние овец и телят. В туче пыли, щелкая кнутами, с присвистом и криками пастушки гнали стадо. Пятрас с Адомелисом вскочили, открыли ворота, и Пранукас со своей скотиной шумно вбежал во двор.
— Буря идет! Гляньте, какая туча! — вскрикнул он, еле переводя дух.
Вслед за стадом во двор ворвался ветер. Прокатились круговоротами столбы пыли и мусора. Деревья зашелестели, замахали ветками, затрепетали вершинами и склонились под ветром. А трепещущие стволы рябины и черемухи припали к садовой изгороди.
Огромная черная туча залегла на западе. В быстро сгустившихся сумерках сверкнула молния, и в то же мгновение грянул гром. Крупные, редкие капли дождя зашуршали в листве, забарабанили в окна, и тут же с неба хлынули нескончаемые потоки воды. Сразу во дворе заколыхались лужи, на них плавали и лопались пузыри.
Пятрас с Адомелисом стояли в укрытом от ветра месте — под крышей приклетка, прислонившись к стене. Суровы были сероватые глаза Пятраса, все его крупное, костлявое лицо.
А Адомелис светился какой-то невыразимой, из глубины души брызжущей радостью. Жадно следил за каждой вспышкой молнии, ловил всякий удар грома, вслушиваясь в то затихающие, то грозно грохочущие раскаты, пока они окончательно не замирали вдалеке. Тогда он восхищенно оборачивался к пузырящимся лужам или к Извилистому потоку, который нес по двору стебли, перья, щепки и зарывался в песок.