Пояс Ориона
Шрифт:
– Ты кто такой? – Герман взял стул, уселся и положил ногу на ногу. – Как ты сюда попал?
Человек дёрнул шеей, и только тут Тонечка его рассмотрела. Он был совсем юный и какой-то… грязный, словно никогда не умывался. Сальные волосы косицами свешивались на лоб, на впалой щеке то ли шрам, то
– Я… эт самое… почапаю, – заговорил человек хрипло. – А? Ты меня не видел, я тебя не видел. Досвидос. А?
– Поговорим, и почапаешь, – пообещал Герман. – Ну? Кто ты такой? Как в дом попал?
Человек пожал плечами. Скулы у него постепенно наливались нездоровой краснотой.
Тонечка соображала.
Взяла стул, подвинула парню и велела ему:
– Садись. Как тебя зовут?
Тот усмехнулся.
– А тебя?
– Меня Антонина Фёдоровна, – сказала она, не дрогнув. – А это Александр Наумович.
Парень вдруг хохотнул:
– Еврей, что ли?..
– Как тебя зовут?
– Петя. Или Вася. Чё ты мне сделаешь, мужик? – вдруг напал он на Германа. – Я ща пойду, ты чё, наручники на меня наденешь?
– Надаю по заднице, – ответил Герман равнодушно, и это равнодушие, казалось, задело парня. – И сдам в участок. Ты как в дом попал, Петя или Вася?
– А ты как, дядь?
– Мне хозяин ключи оставил. Тебе тоже оставил?
– Открыто было!
– Не бреши.
Тонечка, стараясь быть как можно менее заметной, обошла их по кругу, вышла в прихожую и на всякий случай заперла входную дверь – мало ли, вдруг на самом деле побежит? Потом тихонько поднялась на второй этаж, подобрала нож, внимательно его осмотрела, понюхала и осторожно прошла в комнату – ту, где было открыто.
Быстро вышла оттуда и сбежала по лестнице.
Внизу дело никуда не продвинулось.
– Отцепись, дядя, – гундосил парень. – Хошь, пойди проверь, я ничего не крал, блин!..
– Как ты вошёл? Кто тебя пустил?
Тонечка положила руку мужу на плечо и тихонько нажала. Он посмотрел вверх, на неё.
– Ножом из раскладки он резал колбасу, – сказала жена негромко. – В спальне.
…Другой, что ли, нож найти не мог, зачем он полез в раскладку? И почему он поперся на второй этаж? – мелькнуло у нее в голове.
– И чё?! – вскинулся парень. – Я жрать хотел! И щас хочу!.. Нельзя, что ль?!
– Можно, можно, – успокоила Тонечка. – Ты расскажи нам, как всё было, и мы от тебя отстанем.
Герман вдруг на что-то решился. Тонечка почувствовала это ладонью – плечо под её рукой дрогнуло и окаменело.
– Ты Родион? – спросил Герман. – Тебя Кондрат разыскал?
Парень дёрнул головой – дрогнули сальные косицы – и кулаком сильно потёр нос.
– Родион? – переспросила изумлённая Тонечка. – Раскольников?
– То есть, ты в курсе,
Герман кивнул:
– До некоторой степени.
– И… чё теперь? – спросил парень. – Где Кондрат? И чё тут было ваще? Разборки?
– Мы не знаем, – сказал Герман. – Но нам нужно уходить отсюда. Поедешь с нами.
– Чё это я поеду? – пробормотал парень, и стало ясно, что поедет. – Меня Кондрат позвал, а без него я не согласен!..
– На нарах Кондрат, понятно?! И давай не бузи, я устал очень. Тоня, гаси везде свет.
– Саш, – тихонько проговорила Тонечка. – Можно я тоже спрошу, что здесь происходит?
– Можно, – разрешил Герман. – Где его куртка?
– Ты бросил её на лестнице.
– Принеси.
Тонечка принесла куртку. Вся её жизнерадостность улетучилась, теперь ей хотелось только одного: вернуться в отель и хорошо бы заодно уж во вчерашний день, где её придуманная героиня пряталась в придуманном сарае от придуманных бандитов.
– Кондрат говорил, ты приедешь через три дня.
– А я сегодня, и чё?!
Тонечка машинально вымыла нож и сунула его на место, в кожаный чехол.
– Тоня, что ты там копаешься?! Выходи, я дверь закрою.
Тонечка вышла во двор. Снег всё летел, но стало как будто теплее. Она задрала голову, посмотрела в тёмное небо и вдруг удивилась – из такой темноты сыплется такой белый снег!.. Он возникал из небытия где-то прямо над головой, и хотелось поднять руку, чтобы пощупать, откуда он берётся.
Парень по имени Родион мялся возле машины, не решаясь ни сесть, ни убежать, нерешительность была написана у него на лице.
– Залезай давай, – велел Герман, стянул дублёнку и швырнул в салон. Он никогда не ездил за рулём в верхней одежде.
– Ага, – прогундосил парень, – я-то залезу, а ты меня копам сдашь?..
– Копы в Америке, – сказал Герман. – А до Америки далеко. Садись!
Парень неловко полез на заднее сиденье. Тонечка посмотрела в окно.
В машине быстро стало тепло, от куртки парня несло какой-то дрянью – то ли гарью, то ли резиной. В молчании они доехали до Театральной площади, на которой сияли фонари, а по улице Большой Покровской прогуливался праздный народ и какой-то уличный музыкант играл на аккордеоне – жизнь!..
– Останови, дядя, – сказал парень. – Я здесь сойду.
– Ответишь на пару вопросов и вали, – Герман приткнул зелёного бегемота, гордость британского автопрома и, возможно, короны, к сугробу.
Родион поёрзал на заднем сиденье, одним движением наотмашь распахнул дверь, чуть не вывалился, сиганул и дал стрекача напрямик через сквер.
– Стой! – заорал Герман и дёрнулся за ним.
Тонечка вышла из машины, вытащила рюкзак, захлопнула дверь и потихоньку пошла по расчищенному тротуару к сверкающему подъезду «Шератона».