Пояс шахида
Шрифт:
То ли элита плевать хотела на экологию, то ли не отличалась особой меткостью, но ступени были похоронены под внушительным слоем стародавнего мусора, украшенного поверху далекими от искусства кучками относительно свежего дерьма.
— Уроды — они такие, как Паша, — в сердцах пробормотал Антон, доставая фонарик. — Мо — вспоминай, как учили по минному полю передвигаться…
Первое помещение, в которое сразу с улицы угодили наши хлопцы, напоминало филиал городской свалки: груды мусора чуть ли не под потолок, плотная пелена разложения и жирные наглые крысы, чьи глазенки-бусинки жутко
Отсутствовала одна деталь, характерная для нормальных свалок: птичек тут не было. Никто не каркал, не чирикал кровожадно — и оттого подвал походил на мрачный обгаженный склеп, из стен которого, казалось, в любой момент могут вылезти скелеты или мумии, обиженные таким гадским обращением.
Второе помещение было раза в два меньше и чуть почище. Антон, не одну сотню ночей проведший в подвалах на чердаках и других приятных местах, сразу сделал вывод: комната жилая. Старая солярная лампа на вбитом в стену крюке, сбитая вкривь и вкось из сломанных досок полка с нехитрыми пожитками и объедками, взятыми, судя по всему из помойных баков, ветхий примус, импровизированный очаг, сложенный из обломков кирпичей, не столь давние угли, потолок над очагом закопчен значительно сильнее, чем в других местах. И груда тряпок. Ложе, по-видимому.
— А ведь прав оказался тот бдительный мужлан, — от метил Антон, рассмотрев среди тряпок несколько сырых, разлагающихся собачьих шкур. — Вот оно — логово собакоедов!
— База, — вставил Мо. — Бойцы — в рейде.
— В нем самом, — Антон в последний раз потыкал фонариком во все стороны, в надежде отыскать что-нибудь примечательное. Увы, что может быть примечательного в убежище бомжей?
— Пошли. Под ноги смотри…
— Вода, — тихо сказал Мо, подняв вверх палец.
— Не понял?
— Капает, — поправился Мо, ткнув пальцем вниз. Антон замер, прислушиваясь. Действительно, где-то внизу едва слышно капало.
— И тряпки, — почему-то шепотом произнес Антон. — Ай-я-я! Старею, что ли?
Тряпки лежали неправильно. Лучшее место для ложа — вон там, в дальнем углу, за очагом. Груда тряпок располагалась справа от входа, в самом неудобном для ночлега месте. Утрамбованной она вовсе не выглядела и вообще, при ближайшем рассмотрении можно было сделать вывод, что груду совсем недавно хорошенько переворошили.
— Здравствуй гепатит и педикулез, — мрачно пробор мотал Антон, принимаясь разбрасывать тряпье ногами. — Поменьше руками трогай — мало ли какая зараза…
Расчистив пол, искатели обнаружили канализационный люк. Тяжеленная чугунная крышка со старинным вензелем была кем-то заботливо высвобождена из пазов и чуть сдвинута в сторону — видимо, чтобы не возиться долго, если придется открывать. Именно поэтому Мо смог расслышать звук капель, срывающихся со свода.
— Раз-два — взяли!
Крепко поднатужившись, четырьмя мощными толчками сдвинули крышку в сторону, Антон опустился на колени и, светя фонариком, принялся рассматривать колодец.
— Вон оно как… Ты маленько ошибся, друг мой. Бойцы не в рейде. Бойцы спят. Вечным сном…
Глава 8
…Добравшись в буквальном смысле на автопилоте
Вне машины было скверно. Оставшись без уютной автокапсулы, защищавшей исковерканную душу от посторонних взглядов, убийца-неофит чувствовал себя голым. Казалось, все смотрят, оборачиваются вслед, тычут пальцами — ату его, ату, вот он, — главный злодей всей Москвы и области! Казалось, сойди с тротуара на булыжную мостовую — и тотчас же из-за всех углов повыскакивают люди в масках и бросятся вязать…
«Спокойнее… Как ни в чем не бывало… Никому до меня нет дела… Табличка на груди не висит…»
И в самом деле, старый Арбат не обращал никакого внимания на одного из своих рядовых жителей. Люди спешили по делам и просто прогуливались, мужчины обращали внимание исключительно на дам, а дамы — да, дамы на убийцу поглядывали. Но вовсе не потому, что он убийца, а в связи с тем, что молод, строен, высок, симпатичен, и… чрезмерно бледен. И взгляд потухший. Экая жалость-то! Такой замечательный экземпляр, а вот гляди ж ты — больной…
Без приключений добравшись до дома, Сергей прошмыгнул на чердак, упрятал сумку в тайник с книгами и кассетами и битый час сидел, бездумно уставившись в крохотное чердачное оконце.
«Брат… Не стреляй, брат, это же я…»
Мальчишка. Совсем юный, нескладный какой-то, беззащитный…
«…Если ты правильно и грамотно „вывел“ свою жертву, в момент финального контакта она будет выглядеть беззащитной и никаких признаков агрессии проявлять не будет…»
Ты прав, Гера, ты хороший учитель… Но все равно — мальчишку жаль до слез. Так жаль, что хочется расплакаться навзрыд и биться башкой об пол.
«Не бросай… брат… умираю я…»
Те двое, в машине, в горячем слепке памяти смотрелись силуэтами. А третий — здоровяк с «береттой», вообще вызвал приступ нездорового удовлетворения. Будто могучего зверя завалил на охоте.
Мальчишка в рамки подвига никак не вписывался…
Конечно, если рассуждать объективно, можно легко представить себе, как он рычит, давя на спусковой крючок пулемета, или насилует кого-нибудь… Но в тот момент, когда молоденький чечененок полз к автостраде, оставляя за собой кровавый след… В тот момент, как ни крути, он больше всего был похож на маленького Муму — неуклюжего глупого щенка, которого нужно было убить, чтобы сдать экзамен.
Экзамен Сергей не сдал…
Холод и неудобное положение выдернули из прострации и вернули ясность мысли. Добротно закоченев, Сергей почувствовал необходимость двигаться и размышлять. Титаническим усилием воли сретушировал прочно застрявшего в сознании умирающего чеченского парня, покинул насиженное место и принялся осторожно расхаживать по чердаку, пытаясь анализировать ситуацию на предмет обнаружения ошибок.
«Ствол» «скинул» на месте преступления. Тонкие нитяные перчатки выбросил по дороге. Проехав три квартала, маску и огнетушитель сунул в мусорный бак. Еще через квартал избавился от форменной куртки и резиновых бахил, которыми наследил в сквере, — зашел в первый попавшийся подъезд, поднялся на этаж и пихнул в мусоропровод. По вещдокам — ноль.