Пойдем играть к Адамсам

Джонсон Мендал У.

Барбара согласилась. Не то чтобы Терри не говорила раньше то же самое; просто в реальности это звучало более дипломатично, чем в воображении.

– А если б я согласилась на такую работу, – Терри наклонилась к зеркалу, глядя на себя и похлопывая себя по лицу, – в чем была бы разница?

– Дети боялись бы тебя. И не сделали бы этого.

Терри бросила салфетку в унитаз и вытащила новую.

– Верно, – она умело накрутила ее на палец, – а почему?

Барбара промолчала. Хотя знала ответ.

– Именно это я и имею в виду, когда говорю, что ты лохушка. – Терри отстранилась от зеркала и несколькими ловкими движениями вытерла остатки помады. – Ты готова

встречаться с любым встречным, быстро привязываешься. Стараешься быть хорошей и думаешь, что если продолжишь оставаться такой и не причинишь никому вреда, то и тебе никто не причинит вреда.

– Что в этом плохого? Если мне нравятся люди, почему бы мне не показывать это?

– Потому что они тебе не нравятся. – Терри снова бросила салфетку в унитаз и открыла краны в раковине. Стоя в одном нижнем белье, босая, ненакрашенная, она стянула с поручня свою мочалку и подставила под струю воды. – Ты превращаешь всех в маленьких диснеевских собачек и кошечек. Любишь их такими, какими их себе придумываешь, а не такими, какие они есть на самом деле, со всеми их недостатками. Заставляешь всех притворяться, а это очень неприятно.

– Мне нравится видеть… Мне нравится пытаться видеть в людях хорошее, – упрямо сказала Барбара. – Все остальные видят только недостатки, так разве плохо увидеть и хорошее, для разнообразия?

– Совершенно верно. Если кого-то взбешен, он хочет, чтобы его воспринимали именно таким – взбешенным. Он не хочет притворяться в угоду тебе. – Терри достала свое косметическое мыло, которое она еще называла обнадеживающим, и начала намыливать лицо в соответствии с правилами, прописанными во всех женских журналах. – Например, – она провела по своему лбу короткими сильными пальцами, – ты думаешь обо мне как о своей умной соседке по комнате, которая знает все на свете и всегда вызволяет тебя из передряг. Верно? Я имею в виду, для тебя я вот это все. И тот факт, что я могу быть одинокой, нуждающейся в поддержке или озабоченной поиском парня, просто не приходит тебе в голову, верно? Ты умаляешь мои чувства, видишь только приятное. А «серьезное» стараешься не замечать.

– Неправда…

– И если парни улыбаются тебе, ты предпочитаешь думать, что это проявление дружелюбия. А когда они хотят дотронуться до тебя, это вовсе не потому, что на самом деле им хочется переспать с тобой. – Терри набрала пригоршню воды и опустила в нее лицо. – Барб, ты лохушка.

Барбара промолчала.

Терри взяла полотенце и начала вытираться.

– Вот смотри, когда мы вообще разговаривали? В ту минуту, когда я начинаю говорить о чем-то, что меня беспокоит, я вижу, как в голове у тебя будто что-то щелкает. И мысли у тебя уплывают в другом направлении. Ты меняешь тему, переключаясь на какую-то ерунду. Просто как бы ускользаешь.

Терри бросила полотенце обратно на поручень. Завтра она пожалеет, что не расправила его, чтобы оно высохло равномерно, но сейчас не думает об этом. Ее хорошие качества отчасти нивелировались ее неряшливостью.

– Ничего не могу с собой поделать, – сонно пробормотала Барбара. – Когда люди подходят ко мне слишком близко, у меня будто… мурашки начинают бегать по всему телу. – Она замолчала, задумавшись.

Боль в теле, которую она предвидела ранее, уже ощущалась. Как пловчиха, Барбара много тренировалась и знала, что мышцы необходимо нагружать, а затем давать им обязательный отдых. Сейчас это было невозможно. Ее тело длительное время находилось

в растянутом, напряженном состоянии, и теперь мышцы протестовали.

– Ерунда какая-то, – произнесла Барбара сквозь дрему. – Человеку в хорошей форме это не должно причинять боль. И все же мне больно. И даже очень. Но вообще-то, мы говорили о детях, и что они мне не очень нравились, верно?

– Терри?..

– Я здесь. – Терри выключила свет в ванной и вышла, заканчивая раздеваться. Барбара почувствовала облегчение от ее присутствия.

– И?

– Ну, они тебе не понравились, и в то же время ты не сильно на них наседала. Просто резвилась с ними и в итоге потеряла уважение. Они не боялись тебя.

Терри стянула через голову комбинацию и небрежно бросила на стул.

– Просто ты любила с ними играть, поэтому они и втянули тебя в свои игры. Ты просто кукла Барби – ходишь, говоришь, писаешь, произносишь настоящие слова. Если они хотят связать тебя и поиграть в монстров, почему бы и нет?

Некая ритуальная благопристойность заставила Терри повернуться спиной, и она сняла лифчик и надела ночную рубашку. Лишь потом она стянула трусики и тоже бросила их на стул.

– Ты более наивная, чем они, и далеко не такая жестокая. Ты просто крупнее их, вот и все.

Барбара молчала. Этот воображаемый разговор требовал от ее разума больше усилий, чем она могла сейчас приложить.

Терри скользнула в неубранную постель, откинула одеяло (в то утро она набросила его лишь для того, чтобы скрыть беспорядок).

– В общем, вчера главной была ты, а теперь – дети. Почему?

– Это кучка зверенышей, – чтобы ответить, Барбаре, казалось, пришлось подниматься откуда-то из глубины. Она чувствовала лишь боль и подступающее изнеможение.

– Из тебя выйдет паршивый учитель.

– Это же монстры. Оставь меня в покое. Я хочу спать. Боже, я хочу спать.

Терри ничего не сказала. Отпущенная Барбарой, она стала расплываться и наконец замолчала. Но Барбара представляла, что она все еще рядом, спит в своей постели, и от этой утешительной фантазии ей стало лучше.

– Спокойной ночи….

– Подожди минутку. В таком виде ты никуда не пойдешь, – сказала мать Барбары.

Она была права.

Барбара направлялась в город только для того, чтобы на пару часов вырваться из дома. Хотела пойти куда глаза глядят, но мать оказалась права. Она все еще была в ночной рубашке, и та была слишком мала. Больно. Ей придется переодеться во что-то другое, как только автомобиль, движущийся по дороге, проедет мимо, и яркий свет его фар не будет ей мешать.

Затем Барбара открыла глаза.

Юный Бобби Адамс, сонный, серьезный, хотя и с поникшим взглядом, стоял возле кровати в свете только что включенного им ночника. Он внимательно осмотрел ее узы, руки и ноги, а затем задумчиво натянул на нее простыню. После этого вышел на кухню, и Барбара услышала, как он роется там в поисках чем бы перекусить.

О боже, выключи хотя бы свет, – мысленно сказала она.

3

На следующее утро дети пришли пораньше. Проснувшись и промучившись несколько часов, Барбара услышала, как они с криками пробираются через лес, как обмениваются утренними новостями на заднем крыльце, как с топотом вваливаются на кухню. С тревогой она смотрела, как они веером входят в ее комнату. Ей отчаянно хотелось получить хоть какую-то свободу движения, и она понимала, что, если напугает их, ей не позволят даже пошевельнуться. Поэтому лежала неподвижно, покорная, как ягненок.