Пойдём со мной
Шрифт:
Солнце жжёт, волосы становятся горячими. Асель видит ступеньки, ведущие в общественный туалет, и бежит вниз, чтобы помыть руки и освежить лицо. Внутри чисто, прохладно и пахнет хлоркой. Вода прозрачная, на ободке раковины стоит жидкое мыло с ароматом ромашки. Вылив половину бутылька себе в руки, Асель растирает жидкость меж пальцев, пока та не превращается в душистую пену. А потом громко визжит, хватает бутылёк и разбивает им зеркало.
Кривые осколки сыплются на пол, пластиковая рама шатается как маятник и падает следом. Собрав несколько осколков подлиннее, Асель вкладывает их в книжку по химии и суёт в
В прихожей пахнет мамиными духами, на полу лежат лакированные туфли на тонкой шпильке, каблуками друг к другу. Мама устала, скинула обувь как попало. Асель проходит мимо зеркала, мимолётом смотрит на своё нескладное тело с острыми лопатками, тонкими руками и плоской грудью, цокает и проходит в гостиную. Мама ковыряется в шкафу нагнувшись. Асель шутливо бьёт её по попе.
– Аселя! – возмущается мама, вздрагивая и оборачиваясь. – Нельзя так подкрадываться.
Потом целует дочь в щёку, всё ещё хмурая. Короткие чёрные волосы сегодня завиты в локоны, на лице остатки макияжа. Перед сном она обычно сидит у зеркала и трёт лицо ватными дисками с мицелляркой, открывает баночки с душистыми кремами и что-то тихо рассказывает. Асель любит засыпать под эти мамины ритуалы, иногда совсем не хочется возвращаться в свою комнату.
– Я голодная, – падая на диван звездой, говорит Асель.
– Я тоже, сейчас что-нибудь сообразим. Как сеанс у психолога?
– Психотерапевта. Скучно, – вздыхает Аселя.
Потом видит, что мама берёт с полки стопку белья и, опережая её, бежит в комнату. Достаёт пачку сигарет из-под вороха разноцветных подушек и прячет в карман халата. Мама приходит позже, начинает стелить постель.
– Солнышко, ты же в порядке? – спрашивает мама, встряхивая плед. – Папа настоял на этих сеансах, всё оплатил, но я надеюсь, что ты и без психолога знаешь, что обзываться нехорошо.
– Ну да, я же извинилась даже. Может, вернём деньги, съездим в выходные в ЦУМ?
– Это так не работает, – не без досады говорит мама. – Давай будем послушными и доходим на дурацкие терапии, ладно?
– Ока-а-ай, – протягивает Асель, снимая светлые узкие джинсы. Вертится в трусах у зеркала, разглядывая худые ноги. – Хочу попу накачать. И грудь.
– Я тебе дам грудь. Иди воду поставь, сварим макароны, я купила жареные рёбрышки и сырный соус.
Асель надевает пижаму и шлёпает босыми ногами на кухню.
Ночью долго слушает музыку в наушниках, то скидывая плед от жары, то накрываясь снова, замёрзнув. Когда чувствует, что сон подступает, скручивает наушники и суёт под подушку, укладываясь поудобнее. В комнате тихо, на полу тарахтит, как трактор, кот. Дрёма накрывает, и мурлыканье затихает. Асель спит, но слышит, как бьётся её сердце. Считает удары, пока тяжёлая тень пробирается к дивану. Она по обыкновению замирает над ней, сердце начинает стучать быстрее. Девушке жарко. Хочет открыть глаза, но веки тяжёлые, пытается пошевелиться, и ей даже кажется, что получается, но тут же понимает, что лежит всё в том же положении, подложив руку под голову. Кости болят, Асель пытается что-то сказать, но только неразборчиво мычит, губы отказываются размыкаться, язык во рту словно опух и потяжелел. Тень наклоняется ближе, парит у самого лица, Асель накрывает ужас, она хочет кричать, горло горит и саднит. Обессилено хныкая, она крепко жмурится. Тень сочится внутрь, через ноздри, уши, через поры кожи и корни волос. Асель открывает глаза, голова болит, в комнате темно и тихо. Она скидывает плед и встаёт.
Глава вторая, в которой вспоминается прошлое
«Мы очень часто умаляем других людей до наших ограниченных представлений о мире».
Карен Армстронг. Из книги «12 шагов к состраданию».
Утром Асель завтракает остывшим чаем и булкой с маком, аппетита нет. Мама ходит из ванны в комнату, собираясь на работу, один глаз она накрасила и прервалась на сушку волос.
– Деньги есть на школу? – спрашивает мама, появляясь в кухне и скручивая шнур от фена вокруг держателя.
– Ага.
– Отлично, а то у меня до зарплаты всего ничего осталось. Завтра алименты на карту придут, снимешь?
– Угу.
– Оставлю карту на комоде, – мама наливает себе кофе и лезет в шкафчик за сахарницей. – Кстати, ты ничего не разбивала на днях?
Асель замирает, глядя перед собой.
– Нет, а что?
– Нашла утром осколок в спальне у себя, вроде от зеркала, – рассказывает мама, присаживаясь напротив дочери. – Наши целы. Может, Рикки притащил?
– Сто пудов, – Асель наклоняется и ловит рыже-белого кота, ластящегося у ног. – Где взял холодное оружие, засранец?
– Кот-домушник, – смеётся мама. – Не забудь ему корм насыпать перед уходом.
Подхватив чашку с кофе, она скрывается в гостиной. Асель гладит Рикки по тёплой голове и пытается вспомнить, что случилось после того, как ночью она проснулась. Ничего не помнит.
В школе душно. Все окна в классах открыты настежь, но на улице стоит жуткая жара, ни намёка на дуновение ветра. На доске в кабинете математики кто-то нарисовал зайца с огромными ушами, другой умелец пририсовал ему грудь. До урока ещё десять минут, одноклассники залипают в телефоны, Асель сидит за второй партой и добавляет в плей-лист новые песни. К ней садится Паша Лукин.
– Тебе какой вариант пробника достался?
Асель туго соображает, о чём он. Смотрит в карие большие глаза.
– А?
– Варик какой, говорю? У наших некоторых совпадают. У меня четырнадцатый, – кладёт на стол распечатанный вариант заданий ОГЭ.
Она лезет в сумку, находит там смятые листы, которые не доставала дома.
– Четырнадцатый, – читает номер сверху.
– О-о, нормально, – улыбается Паша. – Значит, с тобой сяду. Ты решала?
– А в чём прикол? Если мы дома могли решить.
– В статистике, Аселька, мы же дэбилы, – хохочет он. – Но дома всё равно никто не решал, кажись. Я забил. Татуху, – добавляет он, довольный каламбуром, и крутит кистью руки, где вокруг запястья красуется на раздражённой покрасневшей коже надпись: «PUNK ROCK». – Как тебе?
– Не слушаю панк.
– А что слушаешь? Ре-е-еп?
– Джа-а-а-аз, – на его манер передразнивает Асель. – Армстронг, Фицджеральд… Говорят о чём-нибудь фамилии?
– О том, что им гласных не хватает.
– Придурок, – улыбается Асель.