Поющая все песни

Констебль Кейт

Калвин увидела, что уже ночь. Туман пропал, небо было в звездах, три луны сияли на развалины города. Теперь она ощущала свет и тень, песню и тишину, они пропитали ее. Когда это утихло, она опустила голову и посмотрела на остальных, увидела у них то же непонятное счастье, что сияло и на ее лице.

Клетка Тонно и Мики развалилась, Мика прыгнула к Калвин и обняла ее. Калвин ошеломленно обняла ее в ответ. Траут стоял неподалеку, робкий, рогатка торчала в руке.

Тонно сказал:

— Самис…

Калвин забыла о нем, а теперь увидела фигуру

в центре комнаты. Могучий колдун лежал, сжавшись, силы оставили его, он был обычным. Дэрроу опустился рядом с ним.

Калвин подбежала.

— Он…?

— Мертв, — резко сказал Дэрроу, накрыл серой мантией лицо, что смотрело в небо, пряча пустые глаза. Рука торчала из мантии, золотое кольцо с красным камнем сияло на ладони кровью. Дэрроу снял его с безжизненного пальца и поднял. — Кольцо Хатары, — тихо сказал он и убрал в карман. Он увидел потрясенный взгляд Калвин. — Оно не принадлежало ему. Это древний предмет силы с первых дней Меритуроса. Я о нем позабочусь.

— Что случилось? — Тонно встряхнулся, как пес, вышедший из воды.

— Думаю, это был я, — робко сказал Траут и показал рогатку. — Вы странно себя вели, видели то, чего там не было. Тонно и Мика были в сети. Калвин запела, и она выглядела так, словно всему был конец. Кто-то должен был что-то сделать. А был только я. И у меня было лишь это…

— Там был огонь… Дэрроу мог сгореть заживо… — пролепетала Калвин.

Траут покачал головой.

— Я видел огонь, когда он подул в Горн. Но он не ранил никого. Он был… красивым, полагаю, — его веснушчатое лицо стало мечтательным.

Тонно хмыкнул.

— Ты не подумал выстрелить в Самиса, а не в тот шар?

Траут резко сунул рогатку в карман.

— Нет. Я не хотел так делать. Это было логично, но не казалось правильным. И, — честно добавил он, — я плохо стреляю, а сфера была большой мишенью.

— Сфера была центром, — Дэрроу поднял голову. — Она связывала чары. Ты мудро выбрал, Траут.

Голоса использовали это место в древние времена, — Халасаа сел на пол, устав, но сиял от радости. — Тут они звали своих богов. Колдун знал это…

— Траут, — сказал Дэрроу. — Подойди сюда. Ты сказал, что мы видели то, чего не было? Ты это не видел? Калвин, спой ноту, прошу. Самую высокую.

Калвин послушно спела.

Траут виновато покачал головой.

— Я не слышу. Я немного глуховат. В мастерской был взрыв год назад, мне повредило уши. Я не слышу свист или писк насекомых.

Дэрроу поймал взгляд Калвин и улыбнулся.

— Тогда ты не услышишь чары видимости, самые высокие из всех.

— Конечно, ты не верил! — Калвин засмеялась, ослабев от облегчения и счастья. Ее голова все еще кружилась от танца Халасаа, от хора жизни, что она ощутила с ним. Она все еще видела искры перед глазами. Даже угасающее сияние жизни Самиса звучало где-то в ее сознании. Это не скоро успокоится и притихнет.

Мика указала на тело под серым плащом.

— То, что сделал Траут… убило его?

Дэрроу неожиданно сказал:

— Даже без Траута, думаю, он не преуспел бы.

— О чем ты? — воскликнула Калвин.

Жизнь — танец, а не бой, — глаза Халасаа были закрытыми, но он выглядел радостно. — Силы нельзя завоевать. Нужно танцевать в их границах. Завоевателя быть не может.

— Можно объяснить проще? — прорычал Тонно.

Колдун решил, что он сильнее Голосов древних времен. Но он переоценил себя.

— Его жадность погубила его, — сказал Дэрроу. — Он не был Поющим все песни, знал это, хоть говорил иначе. Если бы он вызвал Великую силу, она бы поглотила его.

— Уверен? — завопила Калвин. — Потому мы последовали за ним сюда, потому ты хотел подождать? Ты знал, что он уничтожит себя…

Дэрроу провел рукой по глазам.

— Я надеялся. Но я рад, что надежду не пришлось проверять, — он отвернулся от неподвижного тела. — Хватит. Оставим его тут.

— Да, — сказал Тонно. — Оставим его. Он ушел туда, где Занни, — боль мелькнула на его лице.

Халасаа открыл глаза.

Не завидуй ему. Перемена придет в свое время. Это происходит все время. Пусть это идет своим чередом. Ты тоже присоединишься к Великой Силе, когда твой день придет.

Тихо, друг за другом, они вышли из круга, выбрались из-за серебряных лепестков и сели на камни неподалеку.

— Смотрите! Горн! — Траут поднял рожок, что укатился на камни. Он замер на миг, сжимая его в руках, и посмотрел на Дэрроу за советом, но Дэрроу ушел. Траут сказал Калвин почти с вызовом. — Он все же украл его у меня.

— Ты нашел его, Траут, — сказала Калвин. — В Митатесе, раньше Самиса. Если кто и может быть его хранителем, то это ты.

— Может, — смущенно сказал Траут и убрал рожок под рубашку, к сердцу.

Воздух был прохладным и свежим на их коже, все было чистым и ярким в свете луны, словно прошла буря. На дальней стороне площади был фонтан, полный дождевой воды. Калвин и Мика пошли туда попить, Мика смыла кровь с руки, где ее задел шип.

Калвин сказала:

— Думаю, теперь я понимаю. Думаю, Самис не учил чары льда в Антарисе. Может, Марна была права, и мужчины не могут их петь.

— Как тогда он пел видимость? Те чары выше твоих, — сказала Мика.

— Дэрроу мне объяснял. Он мог поднять голос высоко. Но это неестественное пение. Он мог петь так высокие чары видимости, но, может, не песни льда, что созданы для женских голосов. Или жрицы не научили его. Потому он заманивал нас.

Глаза Мики расширились от осознания.

— Ты была ему нужна! Ты, а не Дэрроу…

— Все мы, — серьезно сказала Калвин. — Ему нужны были все мы.

— Кроме Траута, — Мика вдруг засмеялась. — Он пожалел, что Траут пришел! — она свесила ноги с края фонтана. — Дэрроу знает? Что он не выучил зов льда?