Поющие камни
Шрифт:
— Отец-то с матерью что смотрели?
— Их не было дома. Они с оленями к морю ушли. Ведь теперь в тундре самая мошкара, а возле моря мошек да комаров поменьше будет.
— Все же, как ты мог решиться на такое путешествие? Ведь от вашего «Красного оленевода» до побережья двести километров! Да по морю еще сколько! Взял бы и прислал ножичек по почте.
— Зачем же по почте, когда самому приехать можно? Дедушка говорит: «Раз из рук взял, то в руки и отдать надо».
— С кем же ты приехал? Один?
— Ну, не один! Еще есть ребята и старший вожатый. — Лалбича блеснул черемушками лукавых глаз. — Да теперь и одному куда угодно можно добраться. Дедушка говорит, что у человека очень длинные ноги стали: где раньше год надо было идти, теперь и дня не получается. Я от колхоза до Паланы на самолете летел. На том самом, который нам в колхоз письма и газеты возит. Ну, а потом, когда все ребята собрались, кого за оленей премировали, то на крабовом разведчике поплыл по морю.
— Я знаю твоих оленей, — сказала Вера Павловна. — Ведь они на бегах второе место заняли. Помню даже, что одного звали Ветер, а другого... Вот как другого звали, забыла.
Володя, все время раскрывавший рот, чтобы вставить словечко, весь просиял и проговорил скороговоркой:
— А я вот помню: его звали Укэнг — Птица по-русски. Он весь белый, а правая нога серая.
Лалбича улыбнулся, довольный, что Володя и Вера Павловна так близко к сердцу принимают его колхозные дела.
— Нет! Ведь за тех оленей меня уже премировали книгами. Это я других выкормил и еще боролся с оводами. Вот мне и дали путевку... Дня три в городе поживу, а потом в главный пионерский лагерь, в «Артек», поеду.
— Вот молодец! Ну, а что нового в колхозе? Все живы-здоровы?
— Все, Вера Павловна. Теперь к нам вместо вас другой доктор приезжает. Вот с такой бородой, Илья Андреевич.
— Чинцов бороду отрастил?
— Ну да. Мы его Дед Мороз зовем.
— Ну, а еще что? В районе строят больницу?
— Уже построили. И ветряк тоже. И еще у нас теперь паровик есть. На торфе работает...
Из кухни донеслось угрожающее шипенье. Вера Павловна всплеснула руками и скрылась. Из кухни донесся ее голос:
— Суп убежал! Мойте руки, скоро обедать будем.
Володя взял Лалбичу за руку и подвел к стене, где висела карта:
— Смотри, откуда мы с тобой приехали! — И, став на цыпочки, Володя дотронулся пальцем до берега Охотского моря, где чернела точка с булавочную головку и стояла надпись: «Гижига». Здесь Володя три года учился и жил в интернате с ребятами из колхозов побережья и далекой тундры.
— Это по карте далеко получается, а на самолет сядешь — и не успеешь оглянуться, как долетишь!
— А не страшно было лететь?
— Поначалу немножко испугался. А как подумал, что птицы ведь летают, а я же человек. И страх прошел.
— Я когда первый раз полетел, тоже немножко испугался... Пошли скорей руки мыть да снимать твои полярные торбаса.
— Снимать так снимать. У вас не тайга и босиком ногу не наколешь!
— Что ты — босиком! Тапочки мои наденешь.
После обеда Володя повел гостя знакомиться с городом. Лалбича старался казаться равнодушным к городским чудесам. Только глаза порой выдавали его удивление при виде многоэтажных домов, милиционеров в белых перчатках и множества празднично одетых людей, которые, казалось ему, весь день без дела ходят по улицам. Но больше всего Лалбичу поражали дороги с бегущими по ним автомобилями.
— Как китовая кожа! — сказал он и притопнул ногой по серому асфальту.
Вечером после чая засиделись в столовой. Володин отец не раз бывал в тундре, хорошо знал дедушку Лалбичи и обо всем расспрашивал:
— Ну как, твой дед все еще думает, что в радиоприемнике сидит нечистый дух? — спросил он Лалбичу.
— Мы, Иван Федорович, дедушку на пионерский сбор вызывали, когда ученый из экспедиции про радио рассказывал.
— Ну и как? Понял дедушка что-нибудь?
Лалбича улыбнулся:
— Дедушка слушал, слушал да покуривал трубку, а потом и говорит: «Однако, тот, кто сидит в ящике, совсем не знает, когда какая погода будет. А почему так получается? Потому что тот, кто сидит в ящике, вроде нашего бригадира Ивула. Ивул тоже за все берется, а хорошо умеет только песцов ловить».
— Да, с твоим дедушкой трудно тягаться в предсказании погоды, — смеясь, сказал Иван Федорович. — Тем более, что у вас передают не местный прогноз погоды, а из Петропавловска.
— Да дедушка не только погоду лучше радио предсказывает. Он про всех зверей и птиц знает. Зимой, в каникулы, дедушка сказал на колхозном собрании, что волки скоро придут в наши места. И волки пришли. Пионеры двух волков тогда убили.
— Это ты, наверно, волков убил? — спросил Володя и посмотрел на отца и мать, как бы говоря: вот какой у меня друг!
— Нет! В волков мне не пришлось стрелять. У моего ружья пружина лопнула от мороза.
Лалбича поднялся и стал прощаться.
— Куда это ты? — спросил Иван Федорович.
— В «Золотой рог». Там мы остановились. Комната пятьдесят девять.
Володя умоляюще посмотрел на мать.
— Что за новости! Я и постель ему приготовила, а он бежать надумал! — сказала Вера Павловна.
Иван Федорович запротестовал:
— Ну нет! Я позвоню в гостиницу и скажу, что мы такого гостя из дома не выпустим. Живи у нас, пока в «Артек» не поедешь. Каков путешественник, а? — Он прихлопнул руками по коленям.