Поза йогурта

Юсупов Мурат

Любые попытки бросить курить заканчивались мучительным про-валом, но Алексей не терял надежды расправиться с «вонючим дра-коном». «И это случится рано или поздно, раз и навсегда», – внушал он себе, проходя на носочках через разбросанные по всей комнате иг-рушки. Их было много. Они были красные, зеленые, синие; круглые, квадратные, вытянутые и еще бог знает какие. Алексей старался не наступить на них, но под ногой все равно что-то хрустнуло, и он, по-морщившись и медленно убирая ногу, увидел раздавленную частичку конструктора.

«И откуда здесь столько игрушек? Неужели это я все купил!»

Детей

он не слышал. Старший был у Катиной сестры Саиды, а Мадинка тихо сопела, привязанная к люльке. «Со вчерашнего дня иг-рушки валяются, странно на Катю не похоже».

Катя была на кухне. Это было понятно по звукам текущей из крана воды и по звону посуды. Алексей вышел на лестничную пло-щадку. Как всегда, сел на корточки и прикурил. С первой затяжкой что-то заурчало внутри, и неприятное тяжелое ощущение поразило своей властью.

На нижних этажах было темно, и какое-то шуршание привлекло его внимание.

Алексей посмотрел в проем лестницы. В какую-то секунду ему показалось, что кто-то смотрит на него из темноты, и он всем телом, как испуганный ребенок, отпрянул от перил и побледнел.

«Да показалось, – произнес он шепотом. – Вот так смотрит на нас смерть из темноты и холода проемов», – догнала его мысль, засевшая, пока он лихорадочно, на все засовы, запирал дверь.

Ему было жарко, пот тек из-под волос по лбу. Еще сильнее захоте-лось прижаться к Кате, и попросить прощения. Только не формально, для галочки, а искренне. Чтобы она простила его грешную душу и за-была. «Все, больше никаких резкостей, никогда. Только чтобы ей бы-ло спокойно», – в очередной раз клялся Алексей, и сам же не верил своим клятвам, зная их невысокую цену по предыдущему опыту. «Ну почему? Раньше я таким не был?» – спрашивал он у себя.

Алексей прошел мимо ванны и туалета, но Кати там не было.

На секунду он вспомнил о крысах, которые беспокоили её вооб-ражение. – «А может, и на самом деле?» – сомневался он. И если это действительно проблема, то как раз сегодня и был подходящий мо-мент, чтоб ее решить. Единственное, что утешало, так это то, что они скоро съедут с этой квартиры. Но куда? Он пока не решил, куда и ко-гда, но знал точно, что это будет.

«Может быть, кота туда запустить в самый разгар пиршества? – размышлял Алексей – Да крысы, чего доброго, и кота-бедолагу со-жрут, их же много, как Катя сказала. Почему я раньше об этом не слышал? Нет, лучше с палкой туда зайти». И дикое ликование охот-ника перемешанная с ярко выраженной детской радостью охватили Алексея, в один момент согнав душевную слякоть. Огонек азарта про-бежал в его мраморных глазах. Он представил себя охотником, вы-слеживающим свою жертву по звериной тропе. Каждую секунду – риск и лязганье огромных клыков заставляло собраться. Но это, ко-нечно, не охота на львов, которую Алексей видел по телевизору, и уж тем более не на слонов. Но все же в этом что-то есть, и он это вооду-шевление ощутил. «Так и сделаю, решено, смертельный трюк – зайду в клетку к мутирующим, голодным крысам-людоедам», – фантазиро-вал Алексей, тихо зайдя на кухню.

Катя стояла у окна. Ее худые руки повисли под тяжестью распух-ших вен. «Эти старушечьи вены, – подумал Алексей, – от работы, в селухе сено потаскаешь».

Да, доставалось Кате несладко

всегда, сколько он ее знал. Суточ-ные и ночные дежурства в роддоме, в детской палате, пеленание де-тей, крики, разноска на кормление новорожденных и другие, не имеющие цены, вещи, которые ей приходилось выполнять за гроши. А домой придет – и поспать некогда: то одно, то другое. «А что, разве есть цена тому, кто каждый день помогает появиться на свет и остать-ся в нем живым и здоровым?– грустно думал Алексей, разглядывая ее со спины и мучаясь от невозможности прижать. – Еще не время, она сама даст знак, когда можно», – уговаривал он себя.

– Белый халат был ей к лицу, как никакая другая одежда. Да и, не-смотря на тяжесть дежурств, это было ее дело. Катя любила свою ра-боту. «А сейчас только дети, я, родственники – и никаких трудовых подвигов. Только материнство, но оно же и есть самое главное, как же она не понимает?», – думал Алексей, смотря вдоль ее плеча, переска-кивая через него на улицу, погрузившуюся в мрак.

Свежий морской воздух остужал и примирял горячие молодые сердца и головы. На море в этот момент шел самый настоящий шторм, и от этого дома было еще уютнее, ветер гнал и гнал волны на сушу. Шум волн то отчетливо выделялся из общего шума, то заглу-шался воем ветра и стучащим и скрежещущим звуком металла. Но иногда, на короткое время порывы ветра заглушали все остальные звуки.

Катя, казалось, слушала эту какофонию.

Он вдруг подумал, что ей холодно.

«Надо согреть ее, лаской снять напряжение нервов, это бесполез-ное упрямство. Это плохо, очень плохо, так дурно себя вести», – по-думал Алексей, прежде чем прикоснуться к ней рукой.

– Ты еще не лег? – не поворачиваясь, спросила Катя. Он знал, да-же со спины, что лицо ее опухло от слез, а глаза пусты и безжизнен-ны.

«Да, дело скверное. Но, с другой стороны, нет войны, нет голода, все живы, здоровы, происходит естественный процесс жизни. Что нам еще надо?» – обреченно рассуждал Алексей.

Вдруг она обернулась, словно собираясь что-что сказать, но в этот момент из комнаты раздался короткий возглас, а затем – детский крик. – Иду, иду, иду. Тихо, девочка. Сейчас иду! – говорила Катя тихим убаюкивающим голосом, будто ждала, и наконец услышала этот зов, и сразу сделалась уверенная, и направилась в комнату.

У Алексея отлегло на душе. Он был согрет, доволен и поражен, будто увидев это таинство своими глазами впервые. И был потрясен, словно свалился с луны – и прямо в разгар весны, в цветущие сады и поющие скворцами городские дворы. Алексей увидел материнский инстинкт воочию. Этот затмевающий все остальное сладко-молочный привкус материнской груди.

Эту нить порвать невозможно, только если погубить саму жизнь.

Запах Кати-матери витал в комнате, затмив собой запах Кати-жены. В этот момент у Алексея зачесалось в носу и он, обеими рука-ми, в спешке прикрывая лицо, чихнул.

«Нет, так не пойдет. Надо бы под одеяло, – скомандовал его внут-ренний голос. – Так и осложнение недолго получить».

Дочка жадно сосала материнскую грудь, и по мере того, как ее голод утихал, она успокаивалась и, сладко причмокивая, начинала сопеть.