Позади Москва
Шрифт:
– Взвод, сто-ой! Разобраться по отделениям! Командиры отделений, произвести перекличку!
Никто никуда не делся, и Вика машинально заключила, что это хорошо. Даже тип, у которого по ее вине отобрали дорогостоящий прибамбас, тоже не дезертировал: стоит здесь же. И даже не с особо мрачным видом: видимо, есть на что отвлечься.
– Седьмая! – гавкнула она в свой черед. Ни по росту не последняя, ни по алфавиту, уже хорошо.
Между этим и чем-то следующим не прошло и минуты: прибежавший молодой парень со свежим синяком на половину лица обменялся с командиром отделения несколькими словами, и их опять погнали бегом. Одних в одну сторону, других сначала с ними, а потом вбок по перпендикулярно уходящему переулку.
По дороге она смотрела, наслаждаясь и злорадствуя. Техника такая, сякая и разная. Половину типов боевых машин она не могла опознать даже приблизительно. Вроде бы утыканный антеннами фургон – это командно-штабная машина. А может быть, что-то для наведения ударной авиации либо, наоборот, какой-то из компонентов ПВО. Вот еще танки, причем один из десятка – явно менее крупный, чем все остальные, хотя и похожий по силуэту. Что бы это значило?
Потом она остановилась на бегу, точно так же, как и все. Без команды.
– Гля, ребя…
Начавший не договорил. «Ребя». Этого слова она не слышала лет десять. Со средних классов школы, с пятого или шестого.
– Чего уставились? Бегом, я же сказал! Бегом!
Командир их отделения тоже был рядовым. Повышать его в звании, давать какую-то лычку так и не стали. Он пялился на сидящих точно так же, как и все они. Человек семь или восемь, сразу не сосчитать. Кружком, прямо на задницах, на морозной земле. Лицами друг к другу. В довольно темных камуфляжных куртках. Насколько она видела, покрытых разноцветными округлыми пятнышками сложной формы, вроде таких, из каких вырезают пазлы на 500 или 1000 кусочков. Без шлемов, без брони, без разгрузок, но с многочисленными карманами на рукавах и прямо на груди курток. Лица непривычные, чужие. На лицах – разные выражения, но среди них главенствует растерянность и даже не страх, а ожидание страха. Рядом, тоже кружком, – четверо часовых, к автоматам примкнуты длинные штыки. Оружие направлено на сидящих, чего, наверное, нельзя делать, правда?
До нее не сразу дошло, что все это означат. Увидеть всю эту картину целиком заняло секунду, а вот понять – гораздо дольше. В другое время ей стало бы за это стыдно.
– Насмотрелись? Бегом!
И по матери, разумеется. Будто взрослому человеку нельзя обойтись без этого, если он в форме, с оружием и на настоящей войне.
Она согнала изумленное оцепенение и помчалась за всеми остальными, тяжело бумкая подо всем своим грузом. Все более тяжелым с каждой минутой, несмотря на недавнюю передышку. Теперь болела еще и спина, не только руки, шея и ноги. На последующих пятидесяти метрах она чуть не сдохла, но все же выдержала и их, и еще три раза по столько.
– Прибыли наконец-то, а? Вы что, на троллейбусе ехали?
Все пыхтели, как загнанные кони. А она – как кобыла, разумеется.
– Кто огнеметчик?
Отделение начало переглядываться, демонстрируя свою тупость. Впрочем, говорящий по-сербски немолодой Денисыч уже показывал, что не прост.
– Товарищ… лейтенант. Отделение в ваше распоряжение… прибыло… Командир отделения рядовой Цыплаков… Разрешите доложить, огнеметчиков в отделении нет. Пулеметчиков тоже.
Вставший напротив них лейтенант сморщился, как от кислого.
– При-ибыло, – передразнил он. – Вижу, какой народ тут ко мне прибыл. Толку от вас… А мне сказали, что химики.
– Так точно, химики.
– Зарин-зоман учили, химики? Вместо огнемета?
– И это тоже, товарищ лейтенант. Минут пять или даже десять. Остальное время – стрелковые упражнения. Здесь все добровольцы. Ни одного дезертира в отделении за столько дней. А у вас?
Лейтенант посмотрел на командира их отделения как на нечто невиданное.
– Я не понял, боец? Ты борзый?
– В тот раз меня звали Скорый, товарищ лейтенант. Мне 40 лет. Я отдаю честь звездочкам на ваших погончиках, и я буду исполнять ваши приказы, можете не сомневаться. Как и мои люди. Но у меня на счету есть убитые. Не надо со мной обращаться как с первоклассником.
– Когда, где? – коротко поинтересовался лейтенант, не изменив выражения лица.
– Югославия, самый последний набор. Не РДО, не «Волки». Просто среди сербов. В Игмане в основном. Чуть больше, чем полгода, почти 7 месяцев.
– Кем?
– Разведчик-стрелок, разведчик-корректировщик. Был. С 60-миллиметровым минометом умею обращаться.
– Это еще что?
– Американский. Уже тогда был старье…
Несколько человек из разглядывающих их рассмеялись. Лейтенант тоже улыбнулся, и Вика решила, что теперь все будет проще. Однако перекличку произвели точно по уставу, а имена и фамилии офицер записал в блокнот, развернутый на коленке. На фамилию Петрова он поднял глаза и одновременно брови, как кот.
– А это кто?
Вика вышагнула вперед. Она уже знала, что козырять офицерам здесь не надо, поэтому просто встала «руки по швам» и назвалась.
– Медсестра?
– Никак нет, стрелок.
– А, ну-ну… Ты думаешь, много тебе придется стрелять?
Она не знала, что можно ответить, чтобы не показаться дурой. Безнадежное задание самой себе.
– Да мы тут вообще не стреляем, – коротко объяснил лейтенант, даже не собиравшийся ждать от нее какого-то ответа. – Ни разу не пришлось за столько дней уже, представляете?
– Как же нет? – неожиданно возразил один из его собственных людей. – А помните, по вертолетам тогда?
– Ну? По вертолетам, это да, это было. А по людям нет.
Сказав это с таким глубокомысленным видом, он стал уже совершенно нормальным. Даже поза изменилась. С двух сторон подтянулись еще человек пять такого же вида «бывалых бойцов», и лейтенант хорошо поставленным голосом наконец рассказал им о происходящем. Как и другие, он понятия не имел ни о какой высокой стратегии, о происходящем в Вашингтоне, Лондоне и Кремле, да хотя бы и в Центральной полосе России. Но лейтенант был «кадровым» и внятно понимал происходящее здесь, на месте. Оправившись от первого потрясения, командование превратившегося в Северо-Западный оборонительный район округа развило завидную активность. Заключавшуюся не в «накоплении сил», а в резкой и эффективной работе по осторожно подходящему первому эшелону войск агрессора всеми имеющимися средствами. Одновременно с массовой, практически тотальной мобилизацией накопленного страной за десятилетия потенциала. И что любопытно: плюнув на дезертиров и положившись на нормальных мужиков, не зассавших остаться в строю, когда дошло до реального дела. Озверевших от произошедшего и не боящихся рискнуть и собой, если надо. Примечательно, что, когда лейтенант говорил об этом, его молодое лицо стало на секунду удивленным.