Позади Москва
Шрифт:
– И так чудом проскочили, – произнес он, обведя рукой что-то за их спинами. – Моя б воля, я бы уже с самого туннеля пешком топал.
Вика обернулась: никакого туннеля она не помнила. Впрочем, под тентом… Может, и не заметила. Или заметила, но не сообразила. Не захотела сообразить.
Лебяжье было справа или, если ориентироваться более точно, справа-сзади. Сколько-то дней назад там был отец, и именно туда она думала двигаться, если бы это было реально. Теперь там так же дымило, как и по всему горизонту. В Лебяжьем Вика бывала, и не один раз: да, там имелось, чему гореть… Однако при этом, как ни странно, именно сейчас страшно не было. Отец наверняка уже давно летает с другого аэродрома, откуда-нибудь в паре сотен километров в глубь страны, а то и еще дальше. Он пилот бомбардировщика, а не вертолетчик.
Об этом же она продолжала думать уже на ходу: «движение пешим порядком» началось очень быстро, через какие-то минуты после выгрузки. Проклятую коробку с консервами у нее все-таки забрали. Старший сержант, поглядев на выражение Викиного лица, подошел и просто раздал по паре банок нескольким ребятам слева и справа. Никто не отказался. Он даже не буркнул про «сама могла бы догадаться», и это Вику опять неприятно кольнуло. Но потом и очередная микрообида, и мысли об отце ушли, потому что начался марш.
Она никогда не думала, что это будет так трудно – просто идти с тяжелым грузом. Ей не дали тащить ленты к ручным пулеметам, выстрелы к огнеметам. Ничего не отсыпали из чудовищных размеров баула, который, напрягаясь, тащил тот же лейтенант Ляхин. Но и всего остального было так много, что уже через километр Вика подумала, что скоро сердце не выдержит и она умрет. Она не знала, что будет так трудно: за считаные дни учебы им не дали ни одного большого «марш-броска с полной выкладкой», потратив все время на обучение стрельбе и самоокапыванию. Никакой тренировки за дни не заработаешь, но хоть узнала бы, к чему готовиться…
Метров на пятьсот хватило рассуждений «про себя» о том, что она не утонченная филологесса, а пловчиха с серьезным первым разрядом. Потом, на следующие пятьсот метров, – размышлений на личные околомедицинские темы: не лопнут ли от нагрузки коленные суставы раньше, чем сердце, и так далее. Смотреть вокруг почти не получалось, лицо само собой опускалось вниз, но она чувствовала, что другим легче, хотя бы просто потому, что разговоры не прекращались.
Двумя километрами дальше она впервые увидела сгоревшую машину, сброшенную с шоссе через дыру в металлическом отбойнике. И тогда же – следы на асфальте: жирные закопченные пятна после пожаров, осколки цветных и прозрачных стекол, глубокие выбоины там и сям целыми сериями.
– Автоматическая пушка, – глухо сказал шагающий рядом парень Костя, ставший за последние дни еще более худым. – С самолета.
Она его не спрашивала, но от прозвучавшего сбилась с шага, получила сзади по щиколотке и по спине с навьюченным на нее грузом и аж зашипела от этого. Костя сказал что-то еще, но в этот раз она не разобрала ни слова: так шумело в ушах.
Каждая следующая минута оказывалась труднее, чем предыдущая. Никакое «второе дыхание» не открывалось, даже не собиралось. Взвод поторапливали отрывистыми, резкими командами, звучавшими как лай, и, сумев в одну из самых трудных минут поднять голову, Вика увидела, что голова колонны далеко впереди сходит с шоссе. Это ее удивило и одновременно дало какие-то силы: марш в итоге мог оказаться и коротким. Но почему их не подвезли к этому самому месту на грузовиках? Так торопились их освободить?
– Живо, живо! Бабуины беременные быстрее перелезают! Кого ждешь, твою мать?!
Вика чувствовала, что комвзвода нервничает: в нем уже не осталось почти ничего нормального, что было вначале. Никаких черт того «старшего брата», которого он им обещал. Но спорить было некогда: перелезть через металлическую полосу, установленную на высоте полуметра от земли, оказалось неожиданно трудно. Справилась, конечно, ухватившись за Костину руку, и тут же подала руку следующему. Старший лейтенант прибежал со стороны головы колонны быстрой трусцой, обвешанный гремящим железом и уже в каске. Обматерил всех их слева направо и, не отдав ни одного конкретного и четкого приказания, побежал обратно. После этого и старший сержант начал материться уже почти без остановки, и едва последний боец третьего отделения преодолел чертов отбойник, тут же дал команду «бегом».
– Совсем близко уже, похоже, – выхрипел Костя, бегущий рядом с Викой, как привязанный. Она не ответила ни слова, сберегая дыхание, но по крайней мере услышала, и это дало ей тему для отвлекающих от желания упасть размышлений на следующие сотни метров.
Дважды на сколько-то минут переходя с тряского бега на быстрый шаг, а затем снова пускаясь бегом, взвод преодолел заиндевевшее поле, затем ведущая их дорожка уперлась в мелкую деревеньку и тут же вильнула вбок, удаляясь от нее.
– Малое Коновалово, – прочел кто-то вслух название на дорожном знаке. – Черт, ну и имечко придумали…
– Воздух!
Вика даже не поняла, что означает прозвучавшее слово, но все вокруг нее вдруг одновременно шарахнулись в разные стороны, влево и вправо и вперед, и начали валиться на землю. Все до одного – она оказалась последней. Далекий, ничего не означающий стрекот вертолета за считаные секунды возвысился до рева. Вокруг взвыло, прямо над головой промелькнуло что-то темно-темно-серое: Вика успела увидеть силуэт буквально краем глаза, и то потому, что ударом о замерзшую землю ее почти перевернуло на бок.
– А-а-а!
Рев стих, потом стих еще больше. Она рискнула принять более устойчивое положение, опершись о дорогу обеими ладонями, и настороженно осмотрелась. Парень в нескольких метрах от нее перестал кричать и молча повалился на спину. Плашмя, как мешок, совершенно расслабленно, будто в его теле не было ни единой кости. Несколько человек приблизились к нему с разных сторон, все согнувшись до максимальной степени, позволяемой их теплыми бушлатами. Один тоже начал кричать, остальные просто молча смотрели, даже не пытаясь помочь. Подумав с секунду или две, Вика поднялась на ноги и, даже не разогнувшись до конца, тоже сделала несколько таких же шагов. Парень лежал на спине, ноги подогнуты. В лице ни одной кровинки – оно было не то что белое, а просто как гипс или школьный мел. Здоровенная дыра в груди и несколько такого же размера дыр в грунте вокруг, штук 7 или 8 на паре квадратных метров.
– Взвод! В три шеренги, стройся!..
Подбежавший сразу же за ней командир взвода обменялся с лейтенантом-врачом буквально одним коротким взглядом. Не отдав приказаний никому, сам оттащил мертвого солдата на пару метров в сторону от их дороги. Распрямился, оглядел всех.
– Рядовой Изюмин, взять оружие убитого! Рядовой Петренко, боеприпасы. Гранатную сумку тоже! Рядовая Петрова – шлем и вещмешок! Быстро, быстро!
– Может, бронежилеты одеть уже? – не своим голосом спросил кто-то, чье лицо Вика не узнала.