Поздний бунт. Андрей Старицкий
Шрифт:
Он несказанно удивил своих слуг столь скорым возвращением и тут же, еще более озадачив, спросил:
– Конь для меня готов?
– Еще нет, князь.
– Так готовьте быстро. Со мной отправится дюжина стремянных. Остальные пусть догоняют.
Первым узнал о бегстве князя Старицкого тайный дьяк и сразу же поспешил к царице. Увы, его тоже не впустили. Тогда тайный дьяк - к Овчине-Телепневу:
– В бега пустился князь Андрей, не сказав слугам, к себе ли в Старицу, к Сигизмунду ли.
– Ожидаемо, - стараясь не выдать своей радости, вроде бы задумчиво проговорил князь Овчина-Телепнев, затем добавил: - Погоню бы учинить, только без воли на то царицы Елены зело опасно.
– Верно. Головой можно поплатиться. И без того ты, князь, много насамовольничал. И с Воротынским, и с Глинским.
– Не дерзи! Язык велю отрезать!
– Я не дерзю, я от неразумности остерегаю. А язык? Хочешь без ушей и глаз остаться, так казни.
– Ладно. Ступай. Ты сам сказывал не единожды: твое дело донести известие. Думать же нам с царицей.
Однако и Овчину-Телепнева не пустили к Елене, как ни убеждал он стражу, что дело срочное, отлагательства не терпящее, не подействовала и угроза неминуемой кары за непочтение. Пришлось поворачивать оглобли.
Первым делом, когда Елена взяла себя в руки, она повелела:
– Позовите князей Овчину-Телепнева и Андрея Ивановича.
Пришел, однако, в покои царицы только Телепнев. Хотел было привычно обнять Елену и поцеловать, но она, хоть и нежно, все же отстранила его.
– После, князюшка. Сейчас Андрей Иванович пожалует.
– Не пожалует. Он ускакал. Либо в Старицу, либо к Сигизмунду.
– Выходит, оскорбился. Да, не успела я сдержать данное ему слово, так не моя в том вина. Господь Бог опередил меня, позвав к себе многострадального Михаила Львовича, - вздохнув, спросила с ноткой строгости: - Чего же не оповестил меня сразу?
– Не впустили, моя царица, сослались на твой строгий приказ. Отправлю я дерзких за Вятку добывать пушнину.
– Не посмей. Они исполняли мою волю. Виновна я. Меня и казни.
– Выходит, тебя опалить? Поцелуем?
– Да.
– Но прежде вели слать погоню.
– Погоди. Обними меня и поцелуй. А об Андрее после подумаем, как лучше поступить.
Настаивать на своем Овчина-Телепнев не стал, да и до того ли ему было, если его ждали ласки любимой? «Никуда Андрей Иванович не денется, - подумал князь.
– Вижу, скоро ему придет конец».
Андрей Старицкий ждал погони, поэтому дважды менял коней, выжимая из них все возможное - не верил, что Овчина-Телепнев не станет подталкивать Елену на решительные меры, - однако, доскакал до Старицы без помех.
И радость, и тревога переплелись при встрече его с княгиней и Хабаром-Симским. Дотошно они расспрашивали князя о тех событиях в Кремле, какие вынудили его укрыться в своей вотчине, когда же расспрос окончился, Хабар-Симский настойчиво посоветовал:
– Вели мне, князь, встать верстах в пяти от Старицы в засаду. Место я уже подглядел.
– Велю. А ты, - обратился князь к супруге, - отправляйся в Верею или в вотчину отца своего. Определи сама, куда посчитаешь лучшим, туда и поезжай.
– В отцовскую вотчину лучше, - высказал свое мнение Хабар-Симский, и княгиня Ефросиния согласилась.
Утром добрая половина дружины и пара сотен смердов выступили из города, а спустя некоторое время миновал крепостные ворота и поезд с княгиней и княжичем Владимиром. Не зная достоверно, что происходит, горожане все же чувствовали неладное. Притихли настороженно и город, и посад.
Князю Андрею докладывали о настроении горожан и посадских, об их желании знать, что стряслось, но он и сам не знал, что его ждет.
– Не знаю, о чем поведать народу, - признался Андрей Иванович ближнему боярину, - всяко может повернуться дело. Возможно даже ратное противостояние, к чему Хабар-Симский подготовил крепость. Одно велю: предупреди посадских, чтобы готовы были скоро укрыться за стенами крепости. Нужный скарб теперь же уложили бы на повозки, а упряжных лошадей не пускали бы даже в ночное.
Еще день миновал без каких-либо вестей из Москвы. Высланные верст на пятнадцать Хабаром-Симским лазутчики не обнаружили никакой рати. Андрей Иванович недоумевал: «Должна же Елена на что-то решиться. Не может оставить она без внимания мой самовольный отъезд? »
Он был прав. Не могла царица ничего не предпринять, тем более что князь Овчина-Телепнев настаивал на посылке в Старицу крупной рати. На подобный шаг Елена не решалась, понимая, что в отношении с деверем все должно быть в конце концов расставлено по полочкам. Еще раз позвала князя Ивана Шуйского, намереваясь снова послать его в Старицу со словом мира и дружбы.
– Стоит ли, государыня?
– высказал сомнение тот.
– С ним о стольком переговорил, язык даже опух, он же на своем стоит: по твоей будто-то бы воле умерщвлены князья Юрий Дмитровский, Иван Воротынский и Михаил Глинский.
– Напраслина.
– И я ему это же. Не внемлет он.
Вроде бы остался один путь - рать. Однако Елена решила сделать последнюю попытку: послала в Старицу настоятеля Крутицкого монастыря Досифея, чтобы убедил он князя Андрея в неосновательности его страха. Перед отъездом Досифея с ним поговорил Овчина-Телепнев, тайно встретился с владыкой и Василий Шуйский. Хитрый Досифей понял, как следует вести себя в Старице, поэтому порученное ему Еленой дело благодаря его усилиям ничем, кроме провала, и не могло закончиться.