Поздний бунт. Андрей Старицкий
Шрифт:
Лукавил Хабар-Симский, дабы угодить князю Андрею, пусть думает, что ему первому пришла идея укрепления сухопутных путей. На самом же деле воевода давно продумал, как расположить крепости и по дороге на Владимир, и по дороге на Чебоксары, и даже по дороге, какая, перерезая Волжскую огибь, выводила к устью Свияги. Намеревался он предложить великому князю строить крепости на удобных местах в глубине самой огиби или, как называли, - в Нагорной стороне.
По его разумению, от Владимира до Нижнего Новгорода строить ничего не нужно. Укрепить лишь погосты Вязники и Гороховец. В них на сегодняшний день есть только детинцы [64]
[64] Детинец - внутреннее укрепление города, кремль.
От Нижнего Новгорода до Казани тоже есть городишки, за которые можно зацепиться, превращая их в крепости: Кстово, что близ самого Нижнего, Лысково, в сотне верст от Нижнего. А дальше? Дальше есть нужда искать удобное место для еще одной крепости, где конкретно ей стоять, придется определить, выехав на место. Одно было ясно Хабару-Симскому, что эта крепость и крепость в устье Суры должны составить крепкий узел, который трудно будет разрубить одним взмахом кривой татарской сабли. Хабар-Симский придумал и название крепости: Воротынец - то есть опора для ворот, которые перекроют вольный путь коварным казанцам.
Углубиться же в Нагорную сторону он предлагал через Сергач, большое село близ реки Пьяны, цепочкой крепостиц до самого Алатыря. Вторая цепочка - через Ядрин на Канаш и далее до реки Свияги. Связь этих цепочек должна быть крепкой с новой крепостью в устье Свияги.
Помедлив немного, чтобы не смог догадаться князь Андрей о его маленьком лукавстве, Хабар-Симский заговорил неспешно, вроде бы раздумывая, как лучше воплотить в жизнь предложенное князем Андреем, словно идет он по совершенно неведомому ему пути.
– Если твое слово ляжет на душу великому князю, - сказал Хабар-Симский, - создадим мы добрую порубежную оборонительную линию, пополнив отечество еще и плодородной землицей.
– Думаю, великий князь Василий Иванович доверит и мне участвовать в таком важном для отечества деле.
– Как не доверит, если ты, князь, на ладони, почитай, преподнесешь ему разумное. Признает небось твое радение в делах державных. Не в пример князю Дмитрию Ивановичу, который не удосужил напрячь себя мыслями. Отмахнулся он, когда я попытался держать с ним совет, как и с тобой.
Не раскусил воевода князя Дмитрия, не понял, отчего такое безразличие к поручению великого князя. Если Андрей Иванович, верный отцовским заветам, пересилил гордыню еще в ночь перед казнью еретиков безвинных, твердо решив стать верным помощником самодержавному брату, служить ему верой и правдой, то Дмитрий Иванович, подписывая вместе с другими братьями ряд жить в мире и согласии, условился после этого с братом Юрием Ивановичем не радеть в служении старшему брату, а приглядываться, искать удобный момент для выступления против великого князя. Возникнет ли при Василии Ивановиче смута, зависит только от него самого. Он может предотвратить ее, если учтет горький опыт отца.
Что касается князя Андрея Ивановича, то он догадался о сговоре братьев, но одной догадки мало. Однако же если бы он даже был уверен в наличии заговора, то и тогда, хотя и проникся уважением к храброму воеводе, все равно не допустил бы с ним откровенничания. Семейные дела, они - семейные. Тем более если речь идет о делах семьи великокняжеской, царской. Поэтому-то князь, выслушав сетования воеводы, промолвил успокаивающе:
– Хватит нам и наших двух голов, особенно если в Дружбе и согласии.
– Клянусь честью, буду всегда верен тебе!
Князь Андрей проводил Хабара-Симского до крыльца и на прощание крепко пожал ему руку. Приподнятое настроение не покидало князя весь вечер. Он будто воочию видел, как Дмитрий, которого наверняка Василии спросит первым, что-то невнятно лопочет в ответ.
нему брат и не подумает обратиться, считая его все еще несмышленым, а даст слово воеводе Хабару-Симскому, но как удивится Василий, услышав о его, Андрея, задумках. В ушах уже звучали слова: «Тебе, князь Андрей, исполнять тобою предложенное. Совместно своеводой Хабаром-Симским». Андрей даже представлял, как поклонится поясно и молвит скромно: «Спасибо, брат».
Он ждал утра с нетерпением, предвкушая свое торжество, но утро миновало, неспешно прополз день, подступила ночь, а за ней следующий день. Князь Андрей перетомился в благостных надеждах: у него появилось сомнение, а не забыл ли великий князь, нежась с молодой женой, о данном слове, более того, не решил ли государь вовсе обойти младшего брата вниманием, определив для исполнения свой воли только Дмитрия и Хабара-Симского.
Затосковал сердцем князь Андрей. Скуксился. В голове то и дело возникало: «Последыш! Одно слово!»
Четверо суток прошло в тревогах. Князь Андрей, вконец измаявшись, собрался даже спросить великого князя о его намерениях, но тот опередил брата. При первой же встрече сказал Андрею:
– Завтра утром, отстояв молитву в домашней церкви, определимся с Казанью. Обговорим все. Пока - вчетвером. Потом дьяку Разрядного приказа сообщим о нашем замысле.
Собственно, никакого «обговора» не произошло. Как и предполагал князь Андрей, Василий Иванович попросил высказаться Дмитрия, тот начал что-то невразумительное мямлить, старший брат остановил его:
– Погоди, скажешь свое слово после воеводы. Хабар-Симский, встав и поклонившись поясно великому князю, начал так:
– Намедни зван я был в теремной дворец князя Андрея Ивановича. Он захотел поделиться со мной своими соображениями, как создать оборонительную линию от Казани. Доложу я тебе, великий князь, его замысел - это замысел мудрого воеводы. Кое-что мы в нем уточнили, и вот теперь предлагаем на твой суд и ряд.
Подробно начал рассказывать Хабар-Симский о том, где надобно возрождать старые крепости, строить новые и сколько где потребно оставить особенно на весну и лето отрядов вооруженных. Василий Иванович слушал с вниманием, не перебивая, и было видно, что доклад воеводы вполне его устраивал.