Поздний бунт. Андрей Старицкий
Шрифт:
Чаяния эти высказал Мухаммеду-Амину его советник, но не в лоб, а с обычной своей уловкой:
– Великий хан, если вы встанете твердой ногой в Нижнем Новгороде, то сможете, разделив свои тумены, пройти по Оке до Мурома, по Волге - до Юрьева, а то и дальше. Тогда вашими станут несметные богатства. Если вы пожелаете, все эти земли возьмете под свою руку. Известно же вам, о великий, что ни в одном из приволжских и приокских городов нет крепкой охраны. Созовите совет темников и нойонов, велите собрать все свое войско в единый кулак и взять Нижний Новгород.
– Как всегда, твой совет мудрый и ко времени.
Темники и нойоны, поняв настроение хана, высказались все до одного за взятие главного русского города на Волге, а более угодливые даже посоветовали хану
Многие почти слово в слово повторяли предложенное первым советником:
– Станет вашим улусом Нижний Новгород, великий хан, и вам откроется путь и по Оке, и по Волге. Ваша сабля будет занесена даже над Владимиром. Вот тогда Москва встанет на колени перед вами, великий из великих! Она признает себя в подданстве могучей Казани! Тогда Золотая Орда вынуждена будет позвать вас, могущественного, на свой трон!
У Муххамеда-Амина дух захватило от заманчивого будущего. Недолго раздумывая, он повелел твердо:
– Возьмем город гяуров. Сразу. Без осады.
Решение, в общем-то, с тактической точки, зрения верное. Нижний Новгород действительно не имел надежной охраны - сведения у казанцев были совершенно точные - только малая городовая стража, да сотня, охранявшая пленных литовцев. Никто бы не осудил Хабара-Симского [49] , оставь он город, вывезя из него казну и дав возможность людишкам укрыться в лесных дебрях. Но воевода рассудил иначе: стоять насмерть. Стены довольно крепкие и высокие, а горожане, если не имеют желания быть либо посеченными, либо отправленными на невольничий рынок, возьмут в руки мечи, шестоперы и боевые топоры. Благо в запасе их было изрядно, как и кольчуг, щитов и шеломов. И еще осенило Хабара- Симского: выпустить литовских узников, а их более трехсот, пообещав им вольное возвращение на родину, если они проявят твердость и город удастся отстоять. Он так и сказал им:
[49] Образцов-Симский-Хабар Иван Васильевич (?-1533 или 1534) - боярин, воевода. Зимой 1475-1476 гг. участвовал в походе к Новгороду Великому, будучи нижегородским воеводой, в 1505 г. отличился при защите города от татар и ногайцев. За участие в Литовском походе получил чин окольничего. В 1519-1521 гг.
– наместник в Перевитске, затем Рязани, умело оборонял город от Мухаммед-Гирея. За ратные подвиги в 1522-1523 гг. был пожалован в бояре.
– Встаньте плечом к плечу с новгородцами. Ваша свобода в ваших руках.
Пленники, посоветовавшись между собой, определили для переговоров с воеводой самого уважаемого воина.
– Мы понимаем: твоего, воевода, слова не достаточно, оно не окончательное. Только ваш великий князь может отпустить нас в наши дома, но мы также понимаем, что если казанцы возьмут крепость, они непременно отвезут нас в Астрахань на продажу в рабство. Выходит, у нас маленький выбор. Но у нас есть вопросы.
– Как величать тебя, воин?
– Лукас.
– Лука, значит. Так спрашивай, Лука, что хочешь.
– Имеет ли воевода затинные пищали [50] и рушницы [51] ?
– Да.
– Сколько?
– Пушек - дюжина. Пушкарей всего двое. Для сохранности. Рушниц хватит почти всем, кто ловок в стрельбе из них.
– Мы все крепко держим в руках рушницы. Найдутся среди нас и добрые пушкари.
– Тогда по рукам?
– Да.
Ладони вчерашних врагов - возможно, и будущих - плотно сжались в единый твердый кулак.
[50] Пищаль - тяжелое ружье и артиллерийское орудие, на вооружении была до XVII в. Затинные пищали - легкие орудия, устанавливались за крепостной стеной (за тыном).
[51] Рушница - ручная пищаль.
Пока Мухаммед-Амин собирал свои тумены, пока вел их к стенам Нижнего, горстка решивших стоять насмерть ратников и вооружившихся горожан изготовились к отражению удара. На стенах - пушки. Вся дюжина. Литовцы и умевшие обращаться с рушницами городовые ратники обустраивались у стрельниц подошвенного и среднего боя, а под стенами, на треногах устанавливали котлы с водой и смолой. Дрова под ними сухие, бересты припасено не скаредно, подожги факелом, и через четверть часа запенится смола, закипит вода - успевай окатывать лезущих по лестницам на стены врагов.
Малочисленность защитников скрадывалась тем, что все они могли сосредоточиться на восточной части крепостной стены, западную - идущую по берегу Волги - можно было оставить лишь под приглядом горожан, ибо известно воеводе Хабару-Симскому, что у Мухаммеда-Амина речной рати нет, а все стоявшие у причалов русских и иностранных купцов корабли, суда и даже лодки уведены вверх по Волге и Оке довольно далеко. Хабар-Симский таким манером убивал двух зайцев: исключал возможность их захвата и использования противником и вместе с тем ставил в затруднительное положение тех, кто по трусости собирался бежать из города. Воевода очень опасался паники и даже малой потери решительности. В одном он сомневался: стоит ли поджигать посады. Однако посадский люд рассеял его сомнения и, уложив на телеги самое ценное, прежде чем укрыться за городскими стенами, поджигал свои дома. Вскоре от доброго посада осталось только пепелище, на котором торчали печные трубы. Сожжены были даже приходские церкви.
Черная туча, край которой даже не был виден, наползала на город. Не остановились татары для подготовки осады, а сразу же полезли на стены, подставляя заранее подготовленные лестницы и цепляясь за стены кошками на толстых арканах конского волоса. В ответ ударили пушки, но, как казалось, они вовсе не наносили заметного урона, ибо место сраженных моментально заполнялось. Зачастили и рушницы, сбивая карабкающихся по лестницам и поднимающихся по веревкам. Еще немного, и полились на головы нападающих кипяток и смола, полетели увесистые камни; но лучше всего ловко получалось у тех, кто, вооружившись баграми (а иные и ухватами), отталкивали от стены лестницы, которые летели вниз, стряхивая с себя, как назойливых тараканов, татарских нукеров. Круговерть кровавая затягивалась, не получилось у казанцев легкой победы. Однако уверенность в том, что штурм захлебнется окончательно, у Хабара-Симского пока не было.
Конечно, одновременно лезть на стены все шестьдесят тысяч татар и ногайцев не могут, поэтому они имеют лишь десятикратное преимущество, а это не так уж опасно для обороняющихся за высокими и крепкими стенами. Угроза главная в другом: Мухаммед-Амин вместо убитых может слать в бой новых нукеров до бесконечности, заменять уставших свежими тысячами, защитникам же негде взять пополнение и смену для уставших, силы людские не беспредельны, а подмога подойдет не раньше, чем дня через три.
Гнев хана, недовольного тем, что взятие города затягивается, как и предполагал Хабар-Симский, подвигнул темников и даже нойонов самолично вдохновлять своих нукеров. Военачальники подступили к стенам настолько близко, что крепкорукий лучник вполне может достать любого из них стрелой, а самострел пускает каленые болты раза в три дальше, о рушницах нечего и говорить, о ядрах и дроби пушек - тем более.
Осенило наконец воеводу Хабара-Симского: «Подошвенные и средние стрельницы пусть продолжают разить нападающих, а со стены надо бить по темникам!»
Хабар-Симский даже не послал младших воевод и стремянных по стене, чтобы они передали его решение стрельцам-литовцам, а сам поспешил от стрелка к стрелку и лично приказывал:
– Выцеливайте вон тех, кто гонит своих нойонов. Не спеша. Чтобы попусту не пугать. Лучше бейте без промаха.
Все стрелки молча кивали, и только Лукас восхищенно воскликнул, подняв большой палец вверх: