Поздний бунт. Андрей Старицкий
Шрифт:
– Мудро!
Лукас пригляделся к тем, кто командовал нападающими, выбрал себе самую подходящую, как он рассудил, цель, сказал о своем выборе Хабару-Симскому:
– Вон того, в кольчуге с золотым зерцалом [52] .
– Не пробьет пуля. Далековато ей одолеть зерцала и кольчугу.
– Лицо у него не защищено.
Вероятность попасть с такого расстояния в голову была очень мала, и воевода остался поглядеть, будет ли выстрел удачным. А литовец, не обращая внимания на воеводу, уже бубнил сердито:
[52] Зерцало - защитные доспехи, состоявшие из четырех крупных металлических пластин.
– Да не вертись ты, остепенись. Вот так. Молодчина.
Выстрел. И - о чудо!
– ткнулся головой в гриву коня золотогрудый военачальник, и сразу вокруг него поднялась суматоха.
– Крупную птицу подстрелил! Нет у меня слов для похвалы. Одно скажу: великий ты, Лукас, ратник!
А внизу тем временем все сразу поменялось. Ногайцы - а их первыми пустил на крепость Мухаммед-Амин - поначалу остановились в нерешительности, когда услышали: «Царевич убит!», затем попятились от стен. Сперва неуверенно, но затем, видимо, осмелев, засеменили вслед за уносимым с поля боя царевичем. Пушки, рушницы и самострелы продолжали косить отступающих, а навстречу струсившим скакал тумен казанских татар, чтобы силой подвигнуть их на продолжение боя. Однако ногайцы уперлись. В некоторых местах схлестнулись даже в рукопашке.
– В самый бы раз устроить вылазку!
– вдохновенно предложил глава городовой рати.
– Дозволь, воевода!
– Полуторами тысяч да на шестьдесят тысяч?! Эко, как сверхразумно!
– воскликнул воевода, но, смягчив сердитость, добавил: - Поглядим, чем распря у них закончится? Глядишь, полегчает нам?
Мухаммед-Амин самолично прискакал утихомиривать противостоящих друг другу казанцев и ногайцев. О чем он говорил, конечно, слышно не было, но обороняющиеся увидели, что сразу же сабли у тех и других оказались в ножнах, а кроме того все вместе они отступили от города на добрых полверсты [53] и встали там. Татары и ногайцы, простояв там длительное время, вдруг, явно поспешая, тронулись по дороге на Чебоксары.
[53] Верста - равна 500 саженям (1,0668 км), до XVIII в. существовала межевая верста, равная 2,1336 км.
– Что?! Уходят?!
Верно. Мухаммед-Амин повернул тумены восвояси, даже не озаботившись о раненых и о похоронах убитых. Предлог: измена ногайцев. Истинная причина отступления была известна только ему, его первому советнику и самым доверенным военачальникам. Лазутчик, полумертвый от усталости, принес пугающую весть о приближении стотысячной русской рати еще до начала боя. Если бы город был взят, можно было уверенно встретить русские полки, а раз скорый удар не удался, стоит ли тогда рисковать - награблено уже вполне достаточно, велик и полон - со всем этим добром быстро не пойдешь. По сообщению лазутчика, передовые отряды подступили только к Мурому. Поэтому и принял решение Мухаммед-Амин уходить, имея в запасе полных три дня. Мятеж ногайских нукеров оказался как нельзя стати, он позволял отступить, не теряя лица, не дав лословам обвинять хана в трусости.
Хабар-Симский, понявший, что вражеские тумены повернули морды коней в сторону дома, тут же послал гонца к воеводам русской рати с вестью об отступлении казанского хана и с советом идти вдогон, дабы отбить хотя б обоз и полон, а если удастся, то и наказать хана за вероломное вторжение. Однако весть из Нижнего Новгорода не вдохновила воевод стотысячной рати на то, чтобы использовать благоприятный момент и намять бока изменнику. Первые воеводы всех полков единодушно решили возвращаться в Москву, оправдывали они свой поступок тем, что великий князь не приказывал идти походом на Казань, а послал их только в помощь Нижнему Новгороду, он велел заступить дорогу туменам, если они захотят отправиться вверх по Волге и Оке. Но казанцы отступили от Нижнего, стало быть, ему помощь не нужна, сам он выдюжил, некому и заступать пути глубь России. Чего ради мельтешить? Возьмет еще и взгреет Василий Иванович за самовольство.
Знали князья и бояре и то, что царь Иван Васильевич, почувствовав себя получше, решил оженить сына-на-ледника и выдать замуж дочь Феодосию [54] . Измена Мухаммед-Амина и его коварное вторжение стали помехой свадьбам, теперь же, когда татары ушли и вряд ли в ближайшее время повторят поход, можно спокойно пировать. Чем скорее те пиры начнутся, тем лучше, ибо здоровье царя не ахти какое.
Действия воевод обескуражило Хабара-Симского и даже возмутило. Ему оставалось одно: самому бить челом государю Ивану Васильевичу либо его сыну, великому князю, говорить об отрядах для защиты Нижнего Новгорода и о литовцах. Он уже самолично освободил пленников-героев. Они стали почетными гостями в каждом доме, их принимали с великим уважением, отводили лучшие покои, но, как понимал Хабар-Симский, за подобное самовольство, хотя поступил он по совести и чести, можно угодить в подземелье Казенного двора. Теперь ему надлежит добиться царского слова, сделать это было бы куда проще, сумей он рассказать воеводам, шедшим на подмогу, о самоотверженности литовских ратников при защите города. Они вполне оценили бы его меры, стали бы ходатаями перед царем. А коль такого не произошло, нужно непременно ехать в столицу самому и в одиночестве бить челом правителям. Вначале он собирался взять с собой и литовцев, но, поразмыслив, отказался от этой затеи. Поехал сам-один.
[54] Феодосия Ивановна (1475-?) - великая княжна. В 1488 г. Иван III отказал императору Священной Римской империи Фридриху III, просившему ее руки для своего племянника маркграфа Альбрехта, посчитав этот брак неравным для дочери русского государя. В 1500 г. он выдал дочь за боярина и воеводу В. Д. Холмского.
Прибыл он в Москву как раз накануне свадьбы великого князя Василия Ивановича и Соломонии [55] , и сразу - в Разрядный приказ [56] . Встретили его чуть не объятиями, однако о том, удастся ли в скором времени встретиться с государем или великим князем, высказали сомнение. Дьяк Разрядного приказа только одно пообещал:
– Оповещу великого князя Василия Ивановича. Ныне у него в руках все государевы вожжи. По его слову и поступим. Будь пока в своем московском доме. Повремени гостевать у друзей, пока не прояснится.
[55] Сверчкова-Сабурова Соломония Юрьевна (?-1542) - первая жена Василия III. В 1504 г. выбрана из 1500 претенденток. В 1525 г. пострижена в монахини под именем Софьи.
[56] Разрядный приказ - в его ведении были военные силы государства, назначение воевод, жалованье дворян, руководство военными действиями, пограничной службой.
– Что делать, коль так? Подожду.
Не пришлось долго ждать. Собрался побаниться с дороги, а тут - посыльный от великого князя:
– Поспеши с одеванием. Государь к себе на обед кличет.
До Кремля - рукой подать. Там Хабара-Симского уже ждали дворяне у Красного крыльца.
– Великий князь Василий Иванович перед трапезой с тобой желает говорить. Поспешим.
Василий Иванович не один. Двое его братьев в палате: Дмитрий и Андрей.
«Даже малого приучает к державству», - отметил про себя воевода и поклонился поочередно всем троим.
– Садись, воевода. Молодцом, что отстоял Нижний Новгород. Знатно ныне тебя пожалую. Прилюдно. За трапезой. Сейчас же расскажи обо всем подробно.
Отчего же не рассказать, коли сам великий князь, завтрашний единовластец, просит. Повел, однако, Хабар-Симский рассказ не столько о стойкости горожан и особенно ратной ловкости и мужестве пленных литовцев, сколько о необходимости усилить ближние к Казани города крепкими отрядами и, возможно, возвести новые крепости между Казанью и Нижним Новгородом, которые стали бы воротынцами для непреодолимых затворов.
– Припозднимся мы, Казань свои крепости поставит. Чувашей и мордву с эрзей подомнут под себя полностью и бесповоротно, как булгар. Вот тогда почешем затылки. А то и локти кусать станем.
– Державно мыслишь. Тебе это и исполнять. С братьями моими.
– Василий Иванович кивнул в сторону Дмитрия и Андрея.
– После свадьбы продолжим этот разговор основательно. Позовем и дьяка Разрядного приказа. Теперь же - на пир в честь твоей знатной победы. А завтра быть тебе на свадьбе среди самых почетных гостей.