Поздний гость. Стихотворения и поэмы

Корвин-Пиотровский Владимир Львович

Беатриче

Вы замолчите?

Гуэрра

А, теперь — ни звука, Или и вправду разразится буря.

Беатриче

Письмо при вас?

Гуэрра

Еще бы. Впрочем — нет… Да где ж оно? Я, помнится, запрятал Его в карман. Или оставил дома? Иль потерял? Или — досадно. Впрочем, Я помню наизусть. Через неделю Всё будет кончено. Корабль надежный Вас в Геную доставит. И синьору Лукрецию. Знакомый капитан Уж посвящен в подробности побега.

Беатриче

Конечно, так… Но вспомните, прошу вас, — Быть может, вы записку

потеряли? А вдруг случайность, совпаденье…

Гуэрра

Случай Не исключен, но если разобраться, — Кому придет охота нагибаться?

Беатриче

Рим славится опасным любопытством.

Гуэрра

Рим разучился грамоте.

Беатриче

За плату Найдется чтец. Но мне пора. Прощайте.

Гуэрра

Еще мгновенье!

Беатриче

Поздно, — мой уход Способен вызвать дома подозренье.

(Уходит)

Гуэрра

Всегда одно, всегда одно и то же, — Всё для других. Ума очарованье, И быстрый смех, и важное молчанье, И даже гнева темная стрела; Мне только дружба — Пресная струя Из теплого ручья благоволенья. Так этот мальчик стал мне на дороге? Тропа узка, — посторонитесь, Гвидо; Вы пишете широкими мазками, Но я силен в деталях. Капля к капле — И собирается поток… Записку Я передам Олимпио. Она В цепи судеб сыграет роль звена.

СЦЕНА 2

(Комната во дворце)

Франческо (откладывает чертежи часовни) Пройдут века. Отяжелевший ветер В последний раз протащит по земле Бесформенные груды облаков И распадется в мутной тишине. Тогда, вздохнув, песок пустынь огромных Без ветра встанет, сам собой, и хмуро Обрушится у черных горизонтов, Дымящихся болотным испареньем. Адам Ева завершенных дней — Песок и топь болотная — сомкнут В последний раз бесплодные объятья, И, выкидыш их хилый, на земле Взойдет цветок печали и сомненья… Соль мудрости на жадном языке, Как ты горька! Но, содрогаясь, лижут Тебя седые псы тысячелетий, И только смерть откроет им обман Лукавой истины и обнаружит, Что истина — лишь тени на закате, Колеблемые дуновеньем бурь. Ты прав, мудрец, вложивший пальцы в раны, Неверный отвергающий Фома, — Я долго был в долгу перед тобою; Теперь мы квиты. Зодчий закрепил Последний камень, плотник острогал Последнюю доску, и живописец Остатки красок продал маляру — Твой храм готов. Лишь дернут звонари Веревку новую на колокольне, И я приду смиренно поклониться Твоим мощам. Еврей из Палестины, Торгующий по праву земляка Останками святых, заверил клятвой И подписью их подлинность. Итак — Лишь ты один не подлежишь сомненью… Твой храм готов. И черный склеп в подвале Уже готов принять немых жильцов, Пока их тени молят о бессмертьи. Все будем там, бесславная добыча Червей могильных, тлена и забвенья — И ты отпразднуешь в нем новоселье, Обласканная солнцем Беатриче! Когда-нибудь подвыпившие слуги, Бранясь тихонько, нас соединят Под сводами, построенными мною, И поспешат в ближайший кабачок Помин души усопшей отзлословить. И вот, — на шатком мостике кредита, Качаясь меж наличностью и жаждой, Какой-нибудь находчивый лакей, От зависти и ревности бледнея, Шепнет хозяйке, что сегодня ночью Улегся рядом с мертвой Беатриче Ее отец жестокий и развратный. Что он при жизни продал душу черту И получил за это позволенье Вставать из гроба в полночь и бесчестить Родную дочь… О, призрак неотступный! (В дверь стучат) Ага, стучат? (Входит Гвидо) Войдите, добрый Гвидо. Я ждал вас. Всё ль исполнено?

Гвидо

Работа Закончена.

Франческо

Прекрасно.

Я как раз Просматривал от скуки чертежи. Да, есть, должно быть, сладостное чувство В осуществлении мечты высокой, В порывах творческих. Увы, давно Восторги стали жребием завидным Лишь схимников в обители искусства. Вы счастливы?

Гвидо

Порой. Но и печаль Душе художника знакома. Труд Принадлежит нам лишь наполовину, И часто образ, выношенный в сердце С тоской и мукой, вынуждены мы За золото, за почести, за славу Безжалостно вручать чужим заботам; И бродят наши вымыслы и грезы, Как матерью заброшенные дети.

Франческо

Мой бедный Гвидо!

Гвидо

Редкие слова Вам нравятся, синьор Франческо?

Франческо

Что ж, Я полюбил вас, право. В этом доме Лишь вы один умели согревать Ворчливой старости холодный опыт, Я ваш должник… Итак, насчет уплаты, — Дворецкий, помнится, покрыл весь счет, Но я прошу вас, в знак приязни, вот, — Здесь перстень мой и несколько дукатов.

Гвидо

Нет, нет, синьор!

Франческо

Ни слова. Этот дар, Быть может, вам напомнить на досуге О чудаке скучающем, о друге, Который быль не то что глуп, но стар. Счастливый путь.

Гвидо

Прощайте.

Франческо

В добрый час! Простите мне невольные обиды. (Гвидо уходит) Да, он влюблен. Тревожный пламень глаз И эти жалобы… Мой глупый Гвидо! (Подымает портьеру) Вы здесь уже? Тем лучше. (Входят Марцио и Олимпио) Я письмо Перечитал и вывел заключенье. Олимпио, быть может, вы подробней Расскажете мне ваше приключенье.

Олимпио

Всё очень просто. Ночью, при луне, Я шел вчера (обычная прогулка), Как вдруг из тьмы глухого переулка Выходить некто в маске — и ко мне Преловко сунул мне записку эту — И за угол. Я страшно удивлен (Каков нахал!) — хочу за ним, но он Уже исчез, бесследно канул в Лету. Вот, в сущности, и весь рассказ. Записку Я передал, конечно, вам. Она Мне подозрительна немного. Впрочем, — Я в этом деле лишь посредник.

Франческо

Гм, Необычайно. Марцио любезный И вы, Олимпио, подите ближе, Сюда к окну. Налево у фонтана, Вы видите? пересекает площадь Красивый юноша в плаще коротком.

Марцио

Художник Гвидо?

Франческо

Да. Его бумаги Мне очень бы хотелось прочитать.

Олимпио

Для этого их следует достать?

Франческо

Притом — без промедленья.

Олимпио

Всё понятно.

(Марцио и Олимпио уходят)

Франческо (рассматривает записку)

Рука Кристофоро. Я узнаю Его запутанный неровный почерк, Сомненья нет. Так заговор? И Гвидо По глупости иль по иной причине Ввязался в это дикую затею… Но кто-то бедняка бесстыдно предал, — Соперник? Или враг? Иль друг коварный? О, дружба, дружба, сладкое вино, Несущее жестокое похмелье! Нет, Беатриче, твой побег — химера; Я крепко запер выходы и входы, Замазал наглухо все щели. Сердце Поставил я стеречь твои пороги, И нет прилежней сторожа, и нет Лютее пса. И мне он выгрыз душу! О, даже я порой изнемогаю… Кровь — как поток, в который пали скалы, Вздымается, бурлит, и жжет, и душить, — Я задыхаюсь —