Пожалуйста, только живи!
Шрифт:
В эту минуту в палату вошел Борис. Рита никогда еще не видела, чтобы он так широко улыбался. Обычно, как бы ни был муж весел и беззаботен, она всегда чувствовала, что где-то глубоко внутри в нем никогда не разжимается туго стянутая пружина. Теперь же, казалось, этот сдержанный, никогда не теряющий над собой контроль человек впервые забыл обо всем.
Затаив дыхание, он присел на корточки рядом с постелью и пристально смотрел на припавшего к Ритиной груди малыша. Тяжелые веки его заметно подрагивали.
– У него есть волосы? – спросил Борис почему-то хрипло.
– Неа, – засмеялась Рита. – Лысый как коленка.
– Это ничего, вырастут еще, – шепнул
– Вырастут… – повторила за ним Рита.
Грудную клетку вдруг сдавило болью. Рита вдруг на секунду отчетливо представила себе, что было бы, если б это был ребенок Марата. Если бы это его сын лежал сейчас у нее на руках, уткнувшись крохотной красной мордочкой в ее грудь. Если бы это Марат сейчас смотрел на нее со смущенной гордостью и теплотой. Господи, как глупо, нелепо складывается жизнь…
Она с трудом сглотнула. Владеть собой получалось еще с трудом, наверно, сказывались зашкаливающие в организме гормоны. Впрочем, Борис, должно быть, принял выступившие на ее глазах слезы за выражение умиления.
– Как мы его назовем? – спросил он, все еще любуясь сыном.
И Рита быстро ответила:
– Марат!
– Марат? – с интересом переспросил тот. – Но почему? Это какое-то татарское имя.
– А мне нравится! – отрезала Рита. – В честь французского революционера.
Борис дернул плечами, усмехнулся, и на одну секунду взгляд его, направленный на Риту, стал жестким и испытующим. Но уже через миг лицо его разгладилось.
– Хорошо, – кивнул он. – Пусть будет Марат.
И снова в его глазах мелькнуло то смутное, печальное выражение, которое Рите так и не удалось разгадать.
Мальчик рос, и Рита постепенно обнаруживала, что быть матерью не такая уж невыносимая ноша. Конечно, Борис немедленно нанял весь необходимый персонал. У ребенка с самого рождения были няни, личные врачи, приходившие с ним заниматься педагоги и психологи. Рите же оставалось лишь болтать с сыном обо всем на свете – как только он научился достаточно хорошо говорить, целовать перед сном, носиться перед домом, перемазанными землей и краской, изображая индейцев, карабкаться вместе по деревьям в саду.
Она ощущала себя скорее старшей сестрой, чем матерью этого темноглазого мальчика. Ей хотелось научить его всему, что она сама знала и любила в детстве. Лазать по деревьям, раскачиваться на тарзанке, разводить огонь с помощью увеличительного стекла, закапывать в саду «секреты» – яркие цветки, бусины и фантики, укрытые осколком стекла, запускать кораблики в ручье, перелезать через забор и мастерить лук из ивового прута. Воспитывать, наказывать, наставлять она за четыре года так и не научилась. Наверное, следствием этого было то, что Марат обожал ее безмерно, но заставить его слушаться ей ни разу не удалось.
Потом было еще многое – поездки по всему миру, гонки на яхтах, когда Рита едва не погибла, врезавшись на полной скорости в бетонную опору моста. Тот сумасшедший случай в трущобах Рио-де-Жанейро. Рита тогда, удрав из гостиницы, направилась без сопровождения осматривать самые злачные кварталы города и немедленно угодила в переделку, ухватив за ухо полуголого черного мальчишку, уже сунувшего тонкую гибкую руку ей в сумочку, и тут же получив холодное дуло, упиравшееся ей в подбородок. Мальчишка выглядел еще совсем почти ребенком, и Рита просто не учла, в каком юном возрасте уличные бандиты здесь разживаются оружием. Металл, царапавший кожу, был обжигающе горячим – еще бы, жара на улице была под сорок, но по спине, вдоль позвоночника, ощутимо бежали мурашки. Однако по-настоящему испугаться Рита не успела – уже через несколько секунд глаза пацаненка выкатились от изумления, он задергался, залопотал что-то по-португальски, и Рита, отведя наконец напряженный взгляд от его лица, увидела собственного мужа, приставившего, в свою очередь, оружие к затылку воришки.
В такси, по дороге к отелю, она от души хохотала, вспоминая, как удирал, сверкая босыми пятками, начинающий грабитель, когда Борис, опустив пистолет, прикрикнул на него по-русски: «Пошел вон!» Кажется, языковой барьер был преодолен в ту же секунду, и мальчишка нисколько не сомневался, что означают эти слова на чужом языке. Борис в машине тоже усмехался и прижимал ее к себе чуть крепче, чем обычно.
– Ты не станешь меня отчитывать за безрассудство? – спросила она мужа, отсмеявшись.
– Нет, – покачал головой он. – Если бы я всегда руководствовался доводами рассудка, я бы не имел сейчас и половины того, что имею. Не был бы женат на тебе, к примеру.
Она бросила заинтересованный взгляд на его, как обычно, спокойное непроницаемое лицо:
– Как ты нашел меня?
– Просто предположил, куда бы я пошел, впервые оказавшись в Рио, – отозвался он. И добавил неожиданно серьезно: – Не волнуйся, Маргарита. Я не допущу, чтобы с тобой что-нибудь случилось. По крайней мере, до тех пор, пока ты будешь оставаться со мной.
Да, ее жизнь с Кратовым никак нельзя было назвать размеренной и скучной. И Рита все чаще ловила себя на том мимолетном ощущении почти-что-счастья. Они и в самом деле были очень похожи с мужем, и вместе им было хорошо. Так продолжалось до определенного момента, пока однажды на Ритин мобильник не поступил звонок. Номер на экране не определился, и у Риты закололо в груди. Она уже знала, что это значит, кто звонит ей с засекреченных номеров. Марат…
Он сказал, что получил увольнительную на три дня, и Рита в ту же минуту решилась ехать. Она понимала, что рискует всем, что вся ее налаженная жизнь может в одночасье полететь к черту. Но едва в трубке послышался знакомый голос, как вся ее удовлетворенность жизнью схлынула, словно смытая потоком эмоций.
Как она могла думать, что сможет жить счастливо без него? Что просто – сможет жить?
Борис находился в Америке, и ей удалось съездить в Марсель на пару дней. Мужу она сказала, что отлучалась в родной город, потому что всплыли какие-то бумаги по материнской квартире. Он предложил ей помочь разобраться с наследством, но Рита твердо заявила, что с таким пустяком справится сама. И больше Кратов не настаивал. Маленький Марат остался с няней Линой.
Они тогда провели с Маратом два дня в Марселе. Была зима, и неприветливое серое море то и дело окатывало набережную ледяной неопрятной пеной. Они дьявольски мерзли в крошечной дешевой гостинице. Но Рите было наплевать, наплевать на все.
А потом она вернулась в Москву – и все разладилось. На Риту навалилась тяжелая сонная апатия, мутная одурь, лишающая сил, медленно убивающая волю к жизни. Как будто встреча с Маратом разбередила старую болевую точку, о которой ей до недавней поры удавалось не вспоминать. И все померкло. Кратов, немедленно уловивший перемену, произошедшую в жене после возвращения, теперь смотрел на нее как-то по-иному, напряженно-болезненно, как будто чего-то от нее ждал. Но у Риты просто не было сил разгадывать, чего хотел от нее муж. Вопросов он не задавал, и ей постепенно удалось убедить себя, что Борис ни о чем не догадывается.