Пожар Латинского проспекта. Часть 2
Шрифт:
– Давай, давай – приходи! Нам сейчас каждая пара рук в помощь – семнадцатого сдача.
«Это святое!» – так говорила и она. Когда я спросил её однажды, провожая: «Татьяна говорит, что ты каждый день по несколько, хотя бы, страниц художественной литературы читаешь». – «Да, это святое! Каждый вечер, как только домой возвращаюсь, – сейчас вот просто воду горячую на октябрь отключили, – набираю ванную и беру книгу. Мои уже знают, что сорок минут меня не трогать – релакс!»
Как здорово, что есть ещё такие люди, которые без нескольких прочитанных страниц прожитого дня помыслить не могут!
– Да плохо это! – досадливо поводил головой Слава. – Не с книжкой совсем
У кого что болит!
– Ладно, давай, показывай, что делать, – торопил я, – время-то дорого, не хочу твои деньги – «за здря!»– получать. Давай сразу обговорим! Значит, Слава, почасовая – да? – оплата у меня здесь будет, и всё, до получаса, я суммирую – ты меня знаешь: я – фиг обману!
– Договорились! Вот как я своим говорю: «Только вы переступили порог – деньги вам уже пошли».
– Ага, вот как самый худой подсобник у тебя получает… А сколько, кстати, он получает?
– Да я одинаково всем плачу, – пожал сильными плечами Слава, – по пятьсот рублей в день.
– Это со скольки, до скольки?
– Ну, получается, за двенадцать часов. Мы, вообще-то, сутками здесь уже работаем.
– Давай тогда, чтоб не путаться, полтинник в час? – чуть поднял я себе такие прямо с порога – не с потолка! – идущие расценки.
– Ну, тебе, конечно, должно быть больше, – щедро отжалел сотню с двенадцатичасового рабочего дня Слава. – Зайдём-ка, друга твоего проведаем!
«Чёрный строитель» только что закончил клеить обои в тесной боковой каморке – обрывки рулонов валялись на кафеле. Теперь он с чистой совестью перекуривал в открытую створку окна. Меня приветствовал радостно и сердечно – точно родственную, единственно понимающую его душу.
– Серёга! Мать твою, перемать! Во-первых, какого болта ты окно открываешь: обои только поклеил – отвалятся! Во-вторых, какого хера здесь куришь – обои сырые, напитаются сейчас запахом табака моментом!
– Да Слава!.. Не кричи – щас! – Вихрастый мой ученик спешно захлопывал створку и старательно растирал о кафель окурок – третий уже, среди обойных лоскутков.
– О-ой! – вздохнул Слава. – Лучше бы – скажи – и не заходили!
Смекалистым, чего и говорить, был его авангард!
Площадь отделки была большой: целый верхний этаж нового торгового центра был отдан Славе. Кто им с Джоном такое доверил? «Москвичи всё, москвичи!» Из местных сновала по объекту средних лет блондинка в теле. Добрая, виделось сразу. «Ребятки, если семнадцатого мы не сдадим!.. Ой! – Она прикладывала руку к сердцу. – Меня просто выгонят без разговоров». Рабочих – я бы тоже половину разогнал! – было много. Что каждый из них делал, понятно было не сразу – если понятно было вообще. Все юноши (старше двадцати пяти не было никого) с озабоченным видом куда-то бежали, чего-то делово суетились – были, в общем, в вечном движении. Как акулы. Или как солдаты, для которых передвижение по армейскому плацу разрешено – по уставу – только бегом. Парадно вышагивали только Слава с Джоном, облачённые в утверждённую своей властью форму строительноначальников – оранжевые рабочие комбинезоны со светоотражательными полосами на ногах – лампасами поперёк! – а у Славы ещё и штормовка, как генеральская шинель, или как тога победителя, на плечах. Это при температуре, при которой мне вольготно работалось лишь в футболке!
Вечное Броуновское движение в огромном помещении (точнее – в нескольких его залах) осуществлялось, начиная с Джона, а от него (от греха подальше!) убегали в другой конец – к Славе, к которому кто-то да подбегал каждые пять минут.
– Слава, запиши на меня сотню?
– Зачем? – лукаво щурился начальник.
– В магазин сбегать – чаю попить.
Слава неспешно, с укоризненной улыбкой покачивая головой, точно смакуя мгновения, вытягивал из нагрудного кармана «комбеза» пухлый блокнот с авторучкой, где записывал выданный «работяге» аванс, а потом толстенный, с коим никогда не расставался, бумажник – символ высшей власти: почти магический! Из коего и одалживалась просителю вожделенная купюра.
«Грабили нас грамотеи десятники…» Но тут, право слово, неизвестно ещё кто кого грабил: десятник ли грамотей, или его продвинутые подчинённые!
Пили чай и ели здесь с утра, в обед, вечером и даже ночью – в любое, в общем, время. В чём, в чём, но в этом деле ребята знали толк! Ели за длинным, сколоченным, наверное, первым делом столом из ДСП, убраться на-, под- и вокруг которого намеревались, видимо, в последнюю очередь. «Отлетали», судя по горам пластмассовых контейнеров, по покупным салатикам: греческий, грузинский, оливье, сельдь под шубой – гурманы! Жаль немного, верно, было закусывать «без толку», но здесь был установлен Славой жёсткий сухой закон. «Москвичи первым делом сказали: «Если хоть одного даже с запахом ловим – сразу на четверть всей суммы штрафуетесь». Так и в договоре записано. А тут у нас – миллион триста тысяч: вот и считай!» Славные молодцы Славы с лихвой компенсировали недостаток алкоголя избытком сладостей. Неписаный, самим народом установленный «сладкий» порядок гарантировал купившему законное право только на первый пряник (пирожное, зефир, круассан, тарталетку), а дальше уж – как повезёт! Вероятно поэтому – карауля вновь из магазина прибывших, за столом в любое время дня (а теперь уж и ночи) кто-то да заседал. Теперь это была вторая маленькая отдушина в суровых лишениях безвылазного круглосуточного аврала для хлопцев, переехавших в «Кловер» до окончания объекта. Первую составляла прекрасная половина человечества – полдюжины девиц, кроивших из пеноматериалов незатейливые орнаменты и вырезавших рожицы инков и их божков (этаж должен был называться «Империя инков»), как автопортреты. Впрочем, свои отнюдь не греческие носы девицы задирали высоко: ведущий художник этого объекта то ли в порыве вдохновения, то ли сдуру, то ли, как любил говорить Слава, «с перепуга», платил девчушкам по тридцать тысяч рублей в месяц. Разница в оплате со Славиными орлами была разительной, о чём многие уже успели «пожалиться» мне втихаря. Полбеды бы ещё это, так и от ударной работы художницы дефилированием в воздушных своих, одноразовых комбинезонах братву отвлекали. Даже Джон, проходя мимо двух умелиц, вырезающих и громоздящих топорные фрагменты по разные стороны входа, приостанавливался:
– Вот сейчас и посмотрим, кто быстрее работает!
– Иди марафонцев своих на промежуточных финишах фиксируй, смотрящий!
Что-что, а физическая выносливость парней впечатляла! Особенно поражал своей кондицией парнишка в ярко-красном комбинезоне, и по прозвищу же: «Партизан». Настолько стремительно и делово сновал он по этажу с вдумчиво-чистым взором ясных глаз! Происхождение его героической «погремухи» с усмешкой пояснил Серёга:
– A-а, загасится где-нибудь постоянно – и курит.
Для чего нужна была такая капелла бездельников Славе? Для реставрации «Битвы за “Кловер”»? Линолеум во всех залах был уже постелен («Зацени, какой узор мы сделали!»), большие баннеры по стенам тоже почти все поклеены: «Сейчас вот, на следующей неделе, должен контейнер из Москвы прийти – с оставшимися». Шёл, правда, ремонт в маленьком туалете. Внеплановый: когда дорогостоящий узорчатый кафель, утверждённый привередливым дизайнером, был полностью поклеен по стенам и на полу (Джон самолично, никому не доверив, укладывал), решили и воду в трубы открыть (тоже Джона вся, с сантехникой, работа) – всё «по-нашему»! Открыли…
Теперь вот, чтоб до потёкших труб добраться, долбили эксклюзив отбойным – гордостью Славы – молотком: ну хоть все увидят, что инструмент весь для работы у «фирмы» в наличии есть!
Пошныряв по всем закоулкам в поисках работы, я, наконец, набрал ведро воды, прихватил флакон моющего средства и припал, с тряпкой в руках, на мытьё полов. По-чёрному исполосованных подошвами и каблуками мастеров-скороходов. И самая то была продуктивная сейчас работа. Жаль, что времени на неё оставалось лишь пара часов…