Пожар любви
Шрифт:
Анжелика развела на улице огонь и наполнила чан для стирки водой из колодца, как делали бедные женщины Юга уже две сотни лет. В хозяйстве Гербертов не водилось современных приспособлений, и даже самые простые дела занимали полдня. Пока Мари занималась с трехлетним Билли Джо, двухлетним Джои и шестимесячным Бобби, Арлетта помешивала кипящее белье, а Анжелика тяжелым чугунным утюгом гладила отцовские рубашки на кухонном столе, покрытом скатертью и хлопчатобумажной простыней, заляпанной пятнами. Семилетняя Антуанетта развешивала нижнее белье, полотенца и простыни на веревку, натянутую между двумя старыми дубами, и прикрепляла деревянными прищепками.
— Я завтра пойду в церковь, — гордо объявила Антуанетта.
— Да? А мне известно, что папа тебя никуда не повезет в воскресенье утром. Он слишком устал, и по виду, с которым он уехал, не похоже, что у него появится настроение возиться с кем-нибудь из нас.
Арлетта вспомнила, как Анжелика говорила ей, что Антуанетту назвали в честь французской королевы и из-за этого на нее иногда находила королевская спесь. Она наклонилась вперед над кипящим чаном, чтобы не пропустить ни слова из разговора сестер.
— Знаешь, Анжелика, иногда ты бываешь совсем глупой. Я о том, что, пока ты все лето сохнешь по этому парню Бордо, я кое-что узнала.
— Что же ты узнала? — В голосе Анжелики послышалась настороженность, и Арлетта обратила внимание, что она не стала отрицать обвинения насчет Генри Бордо.
Прицепив прищепкой пояс боксерских трусов Бобби Джо, Антуанетта подошла к сестре. Солнце пробивалось через ветви дубов и, казалось, стекало с кончиков листьев, оставляя на земле лужицы света. Летний ветер поднимал и опускал перед Антуанеттой пожелтевшие простыни, окружая ее золотым ореолом и придавая ей царственный вид. Арлетта была готова поверить всему, что она скажет.
— Я выяснила одну из причин — а может быть, главную, — почему мы так плохо живем. Все из-за того, что мама с папой католики.
— Что? — Арлетта сразу испугалась. Ведь если католическая церковь неправильная, то ее молитвы Пресвятой Деве, чтобы она убила отца, пропадут даром.
— Я об этом уже думала, — кивнув, ответила Анжелика.
— Ты? — Арлетта не на шутку встревожилась.
Антуанетта махнула рукой, подзывая ее подойти поближе.
— Слушай. Родители Люсетты Макмэрфи баптисты. Они верят в Иисуса, но у них только один ребенок. У нее всегда полно еды и новых платьев. И Люсетта говорит, все это оттого, что ее мать использует контроль над рождаемостью.
— Да-а? Интересно, что Люсетта Макмэрфи может понимать в контроле над рождаемостью? Я об этом знаю гораздо больше ее. Ей всего восемь. — Анжелика не могла допустить, чтобы ее положение старшей и самой опытной из сестер было поколеблено.
— Мне, может, всего семь, Анжелика, но я ей верю.
— Проверь ее, Антуанетта. Спроси, какой контроль над рождаемостью они используют. Это поставит ее на место.
— Я уже спрашивала, — гордо заявила Антуанетта. — Она говорит, они пользуются резинками.
— Не может быть!
— Может.
Арлетта вертела головой от одной сестры к другой с такой скоростью, что шея, казалось, вот-вот перетрется.
— Какие резинки?
Анжелика и Антуанетта как по команде уставились на нее. Они перемигнулись, и их лица медленно расплылись в улыбке.
— Думаешь, стоит сказать ей? — спросила Анжелика.
— Конечно. Пусть лучше сейчас узнает, чем потом.
— Ну так расскажи ей сама, Антуанетта, — настаивала Анжелика, втайне надеясь, что сестра не знает, о чем говорит.
— Ладно, — ответила Антуанетта и пустилась в пространное и очень подробное описание полового акта и резинок, которое очень напоминало книгу доктора Карпентьера, которую тот возил с собой, путешествуя по этому царству заливов.
— Понимаю, — сказала Арлетта, заливаясь краской. — Но как это связано с тем, что мы католики, а Макмэрфи баптисты?
Анжелика должна была восстановить свое первенство в доме Гербертов в области жизненной мудрости.
— Я ей объясню, — сказала она быстро, обращаясь к Антуанетте. — У католиков слишком много детей, Арлетта. Дело не в том, что мы с Антуанеттой тебя не любим. Ну, понимаешь, если бы в семье были только я и Антуанетта, жизнь стала бы гораздо легче. А с тобой нам достается меньше еды, меньше одежды. Мы могли бы каждую неделю ездить в кино в Нью-Иберию, если бы ты не…
— А как насчет мальчишек? — возмутилась Арлетта.
— Из-за них особенно! — вставила Антуанетта.
— Это точно. Мальчишки уж точно тянут нас ко дну. Папа старается только для них. А мама? Она из кожи вон лезет, чтобы накормить их. Черт! До чего же плохо быть католиками! Во всем виновата церковь. Она заставляет жен католиков иметь по многу детей.
— А баптистов — нет? — спросила Арлетта.
— Баптистов — нет, — подтвердила Антуанетта. — Поэтому я и хочу перейти к ним.
— Я тоже, — твердо произнесла Арлетта.
— И я, — добавила Анжелика. — Давайте договоримся, что все перейдем в баптисты в это воскресенье. Папе все равно, потому что он вообще ни в какого Бога не верит, кроме той части, где про детей. А мама… она так чертовски устала, что давно не ходит к мессе. Антуанетта, как ты думаешь, Макмэрфи разрешат нам доехать до церкви в их грузовике?
— Почему бы нет? Люсетта сядет впереди с родителями, а мы можем ехать сзади.
— А вы знаете что-нибудь про этих баптистов? — поинтересовалась Арлетта.
— Только то, что нам надо одеться получше, чем к мессе. Баптисты очень следят за этим.
Анжелика посмотрела на сестер.
— Да, надо постараться.
В воскресенье Бобби Джо встал пьяный и весь день пребывал в бессознательном состоянии. Мари разрешила девочкам поехать в церковь, но им пришлось взять с собой Билли Джо. Джои и младенец остались с ней. Мать помогла дочкам надеть выцветшие воскресные платья и, стянув резинками их вымытые волосы, благополучно отправила к Макмэрфи.