Пожар любви

Лэниган Кэтрин

Пока они ехали в кузове красного «форда» в Нью-Иберию, Билли Джо спал на руках у Арлетты. Она не могла понять, как брат может спать в такой день, но ему было всего три года и он мало что понимал.

Баптистская церковь размещалась в деревянном здании с высокой колокольней и единственным окном из цветного стекла. В ней могло разместиться сто пятьдесят человек. По крайней мере так объяснила Арлетте Люсетта, когда они, взявшись за руки, поднимались по деревянным ступеням. То, что Люсетта привела подруг в свою церковь, считалось большим делом. Поэтому

проповедник (Люсетта сказала, что это совсем не то, что священник, с которым привыкла иметь дело Арлетта) в своей речи упомянул о присутствии в церкви Гербертов. Все головы повернулись в сторону четверых детей. Антуанетта и Анжелика уставились на проповедника с каменными лицами. А Арлетта наслаждалась всеобщим вниманием. Она впервые в жизни почувствовала, что представляет собой что-то особенное, чем-то отличается от других.

После проповеди Арлетта вышла из церкви последней. Старшие сестры договаривались с другими детьми своего возраста о том, чтобы пойти в воскресную школу. Арлетте было сказано, что она еще слишком мала, чтобы идти вместе с Люсеттой, Анжеликой и Антуанеттой. Она вдруг снова почувствовала себя совсем обыкновенной.

Девочки заторопились в школу, и Арлетта заметила, что мистер и миссис Макмэрфи на минутку подозвали к себе Люсетту. Она слышала, как миссис Макмэрфи сказала дочери:

— Я горжусь тобой, дорогая. Господь зачтет тебе, что ты привела сюда детей из лачуги.

Люсетта улыбнулась и побежала в класс. Арлетта была еще совсем маленькой, но слова «дети из лачуги» глубоко врезались в ее сознание. Она поняла, чем она отличается от других. Своим убожеством. Она имела несчастье не только быть католичкой — она была бедной католичкой.

Макмэрфи проявляли доброту к Арлетте и ее сестрам, но лишь потому, что должны были так поступать, иначе Бог отправил бы их в ад за то, что они не помогли бедным детям из лачуги. Арлетта так сильно стиснула руку Бобби Джо, что он запищал, но это помогло ей сдержать слезы. Ей не хотелось, чтобы кто-нибудь догадался, как ей стыдно.

Арлетте хотелось бы жить совсем иначе. И она понимала, что сможет добиться этого, только если уйдет от родителей. Она твердо усвоила, что ей нужно стать баптисткой, а потом, когда она вырастет, — пользоваться резинками. Арлетта совсем не хотела иметь много детей, как ее мать. Ей хотелось стать похожей на Макмэрфи.

— Арлетта! Билли Джо! Хотите мороженого? — спросила Макмэрфи.

— А у кого сегодня день рождения? — в ответ задала вопрос Арлетта.

— Ах, дорогая… бедняжка! — сокрушалась миссис Макмэрфи. — Вы едите мороженое только на чей-нибудь день рождения?

— Нет. Мы много раз ели мороженое, — солгала Арлетта.

— Конечно, конечно, — недоверчиво произнесла миссис Макмэрфи.

Арлетта ничего не могла с собой поделать, но слишком сладкие слова миссис Макмэрфи раздражали ее.

— Скажи, когда вы ели мороженое? И не забудь, что Иисус смотрит на тебя.

Арлетта огляделась вокруг. Она нигде не заметила Иисуса и не могла

понять, какое он мог иметь отношение к той неправде, которую она собиралась сказать миссис Макмэрфи.

— В прошлом году мы ели мороженое на Рождество и на Пасху.

Арлетта осталась очень довольна своим ответом. Ей не хотелось, чтобы родители Люсетты принимали ее бог знает за кого, чтобы с ней обращались так же, как католики обращаются с нищими. Она вспомнила детей, которых одевали в мешки из-под картошки, пока не наступало время отправлять их в школу. Хотя, по мнению Арлетты, их обноски были не намного лучше.

— Ладно, мы можем поесть мороженого, пока будем ждать твоих сестер с уроков Библии. — Взяв Арлетту за руку, миссис Макмэрфи повела ее через улицу.

Им пришлось пропустить черный «бьюик», за ним старый «форд», прежде чем они смогли перейти улицу. За это время Арлетта успела ощутить, какая у миссис Макмэрфи мягкая рука. Такой нежной кожи она еще не встречала. Совсем как брюшко у белки. Эта гладкая кожа пахла цветами, хотя Арлетта умела различать только запах магнолий и камелий. Ей так понравилось прикосновение руки миссис Макмэрфи, что, даже когда они вошли в аптеку Тибидо, Арлетта не сразу отпустила ее.

— Где ты хочешь сесть: за столиком или у стойки? — спросила миссис Макмэрфи.

Арлетте никогда не разрешали есть мороженое у стойки. Она с братьями и сестрами оставалась в грузовике, а мать шла и покупала каждому рожок с ванильным мороженым за пять центов. Теперь Арлетта догадалась: мать стыдилась своего многочисленного выводка, так же как Арлетта стыдилась своей бедности.

— Я могу постоять на улице, — еле слышно ответила она, пятясь назад.

— Ни в коем случае! Давайте проходите. Я думаю, детям всегда интереснее сидеть у стойки, — сказала миссис Макмэрфи, поднимая Билли Джо и сажая его на стул.

Арлетта тоже уселась. Она не могла допустить, чтобы Билли Джо первым попробовал нечто такое, чего еще не доводилось испытать ей.

— Вот и хорошо! — сказала миссис Макмэрфи. — Теперь выбирай, что ты будешь. Шоколад с солодом? Содовую? Банановый десерт? Только я боюсь, что это будет многовато для твоего маленького животика.

Арлетта смотрела на миссис Макмэрфи как на пришельца с другой планеты. Она не могла понять, о чем идет речь. Что такое содовая? И то, другое… банан, кажется, она сказала?

— Мороженое, — просто ответила она.

— Понятно, милая. Но какое мороженое ты хочешь?

Должно быть, лицо Арлетты выдало ее невежество. Прежде чем она смогла задать вопрос, миссис Макмэрфи взяла ее за подбородок и сжала щеки так, что губы Арлетты сложились в «рыбку».

— Да ты никогда не пробовала содовую, милая?!

Жалость, которая слышалась в голосе миссис Макмэрфи, не понравилась Арлетте. Ей хотелось, чтобы с ней обращались, как с Люсеттой. Но вместе с тем ее мучило любопытство. Она просто должна была узнать, что такое содовая. Очевидно, ее пьют все богатые люди. Арлетта придержала свою гордость и сказала: