Пожарные Панема
Шрифт:
— Почему здесь? Это мужская душевая, — не унимается все еще ошарашенный парень, не зная куда деть свои глаза от открывающейся его взору картины, которой позавидовал бы любой в его ситуации.
— А женской здесь нет. Вот такая дискриминация! — уже более спокойно отвечает Китнисс, не спеша прикрыть свою наготу. Её взгляд в это время задерживается на мочалке, что в силу своих размеров не может полностью скрыть выпирающую часть мужского достоинства.
— Зачем же так подкрадываться? Я мог тебя покалечить.
— Ты так беспокоишься за меня? — девушка прикусывает губу, борясь с желанием закончить бессмысленный разговор и перейти к реальным действиям.
—
— А что, заревнуешь? — Китнисс решает действовать назло парню, сбрасывая ненужный кусок ткани на мокрый кафельный пол. Питу хватает нескольких секунд, чтобы охватить блуждающим взглядом все изгибы смуглого тела. Мочалка чертовски плохо справлялась со своей задачей, что не оставляет без внимания его сегодняшняя соблазнительница.
Китнисс медленно ступает по прохладному полу, не сводя затуманенных желанием глаз со своей цели, и останавливается в нескольких сантиметрах от блондина, подставляя лицо под прохладные струи воды, которая омывает теперь их обоих.
— Давай помогу, а то ты так никогда не помоешься, — соблазнительно растягивая слова, брюнетка выдергивает из его рук цветастую губку и, не встречая сопротивления, скользит ей по рельефному торсу, не забывая помогать себе второй рукой.
Пит крепко зажмурил глаза, словно отсутствие видео ряда хоть как-то успокоит разгулявшуюся в жилах кровь. Все внимание сосредоточено на хаотичных движениях губки, исследующей каждый сантиметр его тела, так предательски реагирующего на её близость.
— Ну же, мистер Мелларк, неужели вы из тех, кто любит получать единоличное удовольствие? — промурлыкала девушка, захватывая возбужденную плоть в плотное кольцо своих миниатюрных пальчиков и скользя по всей его длине. От подобных действий из груди Пита вырывается сдавленный стон, а смысл сказанных слов долетает с запозданием, больно ударяя по мужской самооценке. Голубые глаза сверкают ледяным огнем, заставляя Китнисс застыть на месте, опасаясь его дальнейшей реакции.
— Намекаешь, что я не могу доставить удовольствие сам? — светлые брови сходятся к переносице, после чего Пит резко прижимает замешкавшуюся девушку к своей груди и, не успевает она и ахнуть, как его пальцы уже ласкают её между ног, то погружаясь внутрь, то массируя набухший клитор.
— О боже, — выдыхает брюнетка, с трудом пятясь назад и уже добровольно прижимаясь к холодной стене, не способной унять растущее возбуждение. Она смотрит на его губы, пытаясь вспомнить их вкус. Он ловит её жаждущий взгляд и, словно дикий зверь, начинает терзать её рот, проникая своим языком всё глубже.
— Хочешь, чтобы я взял тебя? — шепчет ей в губы, наслаждаясь своей властью, — Прижал к этому кафелю и как следует оттрахал, чтобы потом не могла ровно ходить на своих каблуках? За этим ты ходишь за мной по пятам? — после каждого слова движение его пальцев становятся все интенсивнее, а погружения всё глубже, заставляя Китнисс шептать в ответ непристойности, поощряя его делать с ней всё, что угодно.
Неожиданно всё обрывается столь же стремительно, как и началось. Пит всё еще нависает над нервно дышащей девушкой, после чего произносит всего три слова, которые заставляют Китнисс до боли стиснуть зубы:
— Этого не будет.
Он медленно приближается к её лицу, протягивая руку куда-то за спину девушки. Она замирает, ожидая продолжения. Поток воды прекращается и Китнисс понимает, что он тянулся к вентилю крана. В голове крутится противная мысль: не может же он просто взять
Мелларк забирает свои мыльные принадлежности и не спеша уходит в сторону раздевалки, сам не понимая, как вообще смог остановиться в такой момент.
Китнисс хочется рвать и метать, она самой себе кажется закипевшим чайником и в сиюминутном порыве хватает подвернувшуюся под руку мочалку и швыряет её в спину Пита.
— Придурок! — добавляет она к посылке. Но даже то, что губка впечатывается прямехонько в спину и, оставляя след, сползает на пол, удовлетворения не приносит.
— О, спасибо, — самоубийца ехидно улыбается, поднимая мочалку, и продолжает свое дефиле.
Китнисс опасно щурится, поджимает губы. Она его не понимает. Её это бесит. Её вообще бесят парни, которых она с подружками между собой называют 68, и хоть строптивый лейтенант еще не может быть полноправно быть включен в этот клуб, он уже одной ногой не только в нем, но и еще в парочке сопутствующих. И все-таки почему-то ей упрямо хочется дать ему последний шанс. Что это: благотворительность, любопытство, или она просто зла, что последнее слово осталось не за ней?
С недовольным сопением девушка поворачивает вентиль крана обратно. Душевую и раздевалки оглашает недовольная ругань облитой ледяной водой кошки.
— Ну, Мелларк, ты у меня еще попляшешь, — бормочет себе под нос Китнисс, яростно вспенивая гель для душа на мочалке, при этом представляя кое-чью шею в своих руках, — еще будешь просить пощады.
========== Глава 8 ==========
Вся карьера Эффи Тринкет представляла собой легенду, талантливо сплетенную историю из правды и вымысла, и уже даже она сама частенько не могла разобрать где что, настолько верила во все. Это было ее главное правило: поверь сама и других убедить не составит труда. Нет, мэр Тринкет не являлась сумасбродной выскочкой, на манер марионетки кривляющейся на трибуне в такт прихоти кукловода, она была талантлива, честолюбива. Сильные мира сего считались с ее мнением. Она возбуждала желание в мужчинах и черную зависть в женщинах всех возрастов. И то и другое Эффи умела обернуть себе на пользу. Она осознавала свою силу и влияние и, что греха таить, любила ею похвастаться. Все бывшие любовники, а имя им — легион, и мужья оставались ее друзьями или успешно притворялись таковыми.
— Вот же кровопийцы! — Эффи швырнула газету на пол и яростно прошлась по кабинету, вонзая каблуки в тонкие листы, испещренные черным текстом. Даже в гневе она была шикарна, несмотря на слои косметики и прочие ухищрения её стилистов. Да что там, капитолийская мода при соприкосновении с Эффи становилась элегантной и в меру экстравагантной.
Утренние новости в исполнении этих никчемных выскочек, мнящих себя экспертами, мэра Тринкет совершенно не радовали. Да, они однодневки, но за это время всё может быть испорчено. Она теряла рейтинг, доверие, спонсоров, всё. Ей совершенно не нравилось происходящее в городе и плевать она хотела на то, что пострадавшие — это её бывшие мужья. Как правильно сказал Эбернети — не на улице остались. Мисс Тринкет больше переживала за то, что всё, чего она так долго добивалась, может развалиться карточным домиком и при этом ощутимо зацепить её, а начинать по второму кругу Эффи ничего не хотела. Слишком уж многим пришлось пожертвовать, наступая своим желаниям и порывам на горло, ещё в те времена, когда родители, решив что у дочери слишком ужасный вкус, и она еще слишком юна и несведуща в жизни, раскритиковали её выбор и сделали его за неё.