Пожиратель женщин (Сборник)

Уэстлейк Дональд Эдвин

— Он такой беззащитный...

— ...что взыграли ваши материнские чувства? Это так естественно, но я не думаю, чтобы Джеку понравилось это движение вашей души, Патриция.

— Вы ему доложите?

— Я должен был бы это сделать... Но Джек, по-моему, переигрывает роль деспота... Я уже давно подумываю заключить союз между вами и мной...

— ...который бы исключил...

— Разумеется.

— Над этим стоит подумать.

— Я и говорю. Но все-таки не тяните слишком долго... Мистер Макнамара, мне кажется, нужно дать возможность мисс Поттер прийти немножко

в себя перед следующим выходом.

— Вы хотите сказать, что я должен уйти?

— Так точно.

— Согласен.

Девит поклонился:

— Вы, право, очень понятливы, мистер Макнамара. Будьте любезны...

Питер открыл дверь, чтобы выпустить шотландца. Патриции показалось, что она больше никогда не увидит этого - великана, и у нее дрогнул голос:

— Прощайте, Малькольм, и... удачи!

Удивленный, Малькольм оглянулся:

— Прощайте? И не думайте,- мы еще увидимся, крошка!..

Глава третья

Вернувшись в зал «Гавайских пальм», в атмосферу симпатии и веселья, Малькольм произвел впечатление очень озабоченного человека. Он направился прямо к бару. Герберт встретил его со всем радушием.

— О, сэр, вы нам дали возможность повеселиться от души, и, что бы ни говорили, у нас в Сохо хоть и много развлечений, но так смеяться, как вы заставили меня, я уже и не упомню такого... Благодарю вас, сэр, и, если вы не сочтете это бестактным, я бы хотел предложить вам стаканчик.

— Охотно принимаю ваше предложение, старина. У нас в Томинтоуле есть такая поговорка: достойный мужчина всегда стоит такого же, как он.

— Вам повезло, сэр, что вы живете в Томинтоуле.

Шотландец немного подался вперед:

— Послушайте, старина, объясните мне, пожалуйста... Создается впечатление, что вы все хотели бы жить где угодно, но только не здесь, но у вас просто не хватает мужества изменить свою жизнь. Почему?

Бармен пожал плечами:

— Я не знаю, сэр. Может быть, оттого, что мы очень испорчены. Не могу вам объяснить... Вот скажешь себе: все, начинаю новую жизнь, а как только зажгутся рекламные огни Сохо, все кругом блистает и горит, ты снова влипаешь... Мелкие мы людишки, сэр, вот мы кто, если вдуматься. Никогда и никому я не говорил, сэр, ничего подобного. Видно, вы очень симпатичный человек, раз я пустился в откровения. Чудно это, но вы вызываете желание поделиться с вами всем, далее тем, в чем самому себе не признаешься... Пожалуй, я бы выпил еще стаканчик, сэр, с вашего позволения.

— Но уже за мой счет, старина!

Они выпили, и Макнамара вдруг заявил, что называется, в лоб:

— Тот парень, которого я сейчас встретил...

— Мистер Девит?

— Ну да, не нравится он мне.

— Что?

— Ну совсем не нравится. Он какой-то с двойным дном. Так бы и врезал ему по роже.

— А вот этого я бы вам не советовал делать, сэр! Когда мистер Девит обозлен, он... очень опасный... Вы понимаете, что я хочу сказать, сэр?

— Еще чего! Я тоже очень опасный, если дойдет дело... даже очень опасный. Он кто? Хозяин

этой шараги?

— Мистер Девит? Да нет, он всего-навсего управляющий. «Гавайские пальмы» принадлежат мистеру Дункэну. — Герберт перешел на шепот. — И если вас интересует мое мнение, сэр, то Девит по сравнению с Дункэном жалкий ягненок!

Патриция снова появилась на эстраде, и разговор бармена с шотландцем прервался. В зале потушили свет, и в лучах одного прожектора молодая женщина стала петь грустно-нежные песни. Вокруг царила взволнованная тишина, тем более что крепкие напитки обладали особым свойством пробуждать во всех англосаксонских сердцах необыкновенную сентиментальность. Когда Патриция перестала бубнить знаменитую тоскливо-занудную песню «Земля моих отцов» — национальный гимн Уэльса, зал ей устроил настоящую овацию. Что же до Малькольма, то он просто рыдал, чем очень удивил бармена.

— Вы чем-то встревожены, сэр?

— Старина! Эта девушка будет для меня единственной женщиной в мире, и это так же верно, как то, что меня зовут Малькольм Макнамара!

— Она вас проняла до печенок, я правильно понял?

— Проняла? Гораздо серьезнее, старина... Если я ее не отвезу в Томинтоул, мне будет казаться, что меня перестали уважать! Мы там поженимся, и Брюс Фарлэн благословит нас... Потом мы закатим пир дня на три! Я приглашаю вас, старина! Я лично приготовлю наше коронное блюдо хаггис — это пудинг такой из требухи и мяса, посмотрим, что вы мне скажете на это.

Герберт замялся. Потом прошептал:

— Сэр... я вам уже говорил, насколько вы мне симпатичны... Мне бы не хотелось, чтобы у вас были неприятности...

— Неприятности? А с чего у меня должны быть неприятности?

— Это не моего ума дело... но мисс Поттер, сэр, она вроде бы... не так уж свободна, как вам кажется...

— А что ей мешает быть свободной?

Одним духом бармен выпалил, правда шепотом:

— Хозяин... Дункэн... Они не женаты, но вроде бы и женаты...

— Так. Раз она не замужем, ведь я имею право попытать судьбу?

— Я вас предупредил, сэр.

Герберт отвернулся к своим бутылкам, а шотландец продолжал пить, пока к нему не подошел Питер.

— Мистер Дункэн слышал, как вы играли на волынке, и хочет лично поблагодарить вас за ваш вклад в успех этого вечера.

— Гм... а мне хочется повидать певицу... она мне жутко понравилась...

Бармен грустно покачал головой. Этот бедолага шотландец нарывается на неприятности... Девит улыбнулся:

— Я думаю, что вы еще сможете пожелать ей спокойной ночи.

— Тогда вперед, старина, я иду за вами!

Дункэн встретил шотландца по всем правилам вежливости. Он сказал, что высоко оценил его бурные порывы й умение растопить зал. Расплывшись в улыбке, он добавил:

— Своим успехом в этот вечер мисс Поттер в большой степени обязана вам.

— Скажите, вы хорошо знаете мисс Поттер?

— Я думаю, что да.

— Как по-вашему, она поедет со мной в Томинтоул?

Несмотря на умение держать себя в руках, Дункэна все-таки передернуло. Ну а Питер чуть не поперхнулся виски.