Пожиратели душ
Шрифт:
Шепча заклинания, Камала зажала их в руке. Когда она разжала горсть, там остался только песок. Она высыпала его в огонь и приняла меры, чтобы он сгорел без остатка. Пепел угасшего вскоре костра ничем не отличался от пепла любого другого кострища.
Угли остыли, и лишь тогда Камала ушла, оставив позади город своего детства.
Глава 28
– Добро пожаловать, учитель.
Коливар откинул с глаз растрепавшиеся от ветра волосы и оглядел место, выбранное его бывшим учеником для встречи. С одной стороны холма, где они оба стояли, высился гранитный
Он с трудом отогнал от себя эту мысль. Слишком многое связано у него с этим краем, в том числе и то, о чем он дал зарок не вспоминать никогда. В долгой жизни магистра такие зароки нелегко исполнять. Через несколько веков перегородки памяти истончаются, и одни воспоминания просачиваются к другим.
Порой это бывает опасно.
Коливар вдохнул холодный, освежающий воздух и вернул себя из прошлого в настоящее.
– Ты сказал, что дело важное, Сула. Не ко всякому я отправился бы на другой конец света, но ты никогда не тратил моего времени попусту, и я решил в твою пользу.
– Вы оказываете мне великую честь, учитель. Коливар, махнув рукой, прервал его дифирамбы.
– Я уже перестал им быть.
Сула не стал возражать, но остался при своем мнении. Один из немногих учеников Коливара, он так до конца и не принял правила, согласно которому бывший наставник становится не союзником, а соперником нового магистра. Коливар старался держать его на расстоянии, чтобы помочь ему усвоить этот последний урок, но преданность Сулы, надо признаться, казалась ему интригующей. Чувства такого рода редко переживают Переход, а последующее погружение в магистерскую политику убивает их окончательно. Сула – редкостное явление.
«Политика бессмертных… После нескольких веков жизни ты начинаешь причислять себя к богам древности, которые, согласно мифам, вечно ссорились, дрались и обманывали друг друга, как дурно воспитанные дети. Разве может обыкновенный человек быть выше их? Твои родные и все, кого ты любил, давно умерли, взлелеянные тобой замыслы сверкнули на миг и пропали во мгле времен… тебе остаются лишь равно бессмертные, равно могущественные и равно скучающие».
Любой другой учитель, помимо Коливара, рассматривал бы верность Сулы как слабость и воспользовался бы ею в своих интересах, разгромив Сулу напрочь в первые же столетия. Но Коливар был не столь кровожаден, и его забавляло, что Сула со своим идеализмом столь долго остается нетронутым. Ставить ему палки в колеса, как это заведено у магистров, – плохая награда за столь редкий дар.
– Ты хотел показать мне какого-то мальчика?
Сула, белокурый и светлокожий, как северянин, кивнул. Сила его мускулов противоречила магистерской традиции. Он, конечно, волен выглядеть как угодно, но его былая внешность нравилась Коливару больше. Еще одна странность молодого магистра.
– Он в городе, – кивнул Сула. – Привести вас к нему легче, чем тащить его сюда.
– Хорошо, веди.
Коливар отметил, что Сула
Сула привел его к одному из самых больших в долине домов и постучался. Случайный прохожий оглянулся на стук, увидел, кто стоит у дверей, и поклонился так поспешно, что едва не упал.
«Как быстро они приучаются оказывать уважение тем, кто питается их жизнями!»
Дверь открыла краснощекая женщина с поварешкой в руке, явно недовольная тем, что ее оторвали от стряпни.
– Чего надо? Ох, простите, мой господин, – засуетилась она, увидев, кто перед ней, – сразу-то не признала. И с вами еще один мастер! Милости просим.
Присыпанные пеплом угли очага поддерживали тепло в доме. С кухни пахло корицей, мускатным орехом, горячим хлебом.
– Вы, надеюсь, не долго ждали у двери? Никогда бы не простила себе, что заставила ждать магистра. – Она старалась смотреть только на Сулу, пока он не представил ей Коливара – местный обычай, должно быть, – но любопытства скрыть не могла, и ярко-голубые глаза в сетке морщин, прочерченных годами и тяжелой работой, все время украдкой поглядывали на незнакомца.
– Совсем недолго, мать. – В слове, которым назвал ее Сула, Коливар усмотрел нечто вроде официального обращения. – Надеюсь в свою очередь, что мы тебя не побеспокоили.
– Какое там беспокойство, что вы. Я только что вынула хлеб из печи, если желаете…
– Это Коливар, королевский магистр из Аншасы.
– О… какая честь для меня! – широко распахнула глаза хозяйка. – Отведайте же моего хлеба-соли. Муж работает, а то бы я и его позвала, и дети тоже кто где… не знаю, как и принять-то таких почетных гостей. Домишко у нас убогий, и стол не накрыт. – Морщины на ее озабоченном лице стали еще заметнее. – Как же вы могли привести такую особу, не предупредив меня, магистр Сула?
Тот улыбнулся с искренней теплотой, но видно было, что цель их прихода не располагает к любезности.
– Дом твой всем хорош, тетушка Талли, но пришли мы не ради застолья. – Он посмотрел на закрытые двери, ведущие в глубину дома. – Я хочу показать магистру Коливару мальчика, если ты не против.
Улыбку и румянец точно стерли с ее лица. Опомнившись, она принужденно заулыбалась снова, но бледность осталась.
– Ну конечно, господа. Как прикажете. – Она вытерла испачканные мукой руки о передник и достала откуда-то ключ. – Может, вы ему чем поможете. Мы пытались, боги свидетели. И я, и муж, а он и в лучшие-то времена нетерпелив был…
Понимая, что она говорит все это скорее для себя самой, чем для них, Коливар молча последовал за ней к узкой дверце.
– Мы бы охотно держали его наверху, – продолжала она, вставляя ключ в замок, – но он так и норовит вырваться, поэтому либо здесь, либо в чулане. Или пристроить ему комнатку без окон, но тут уж муж ни в какую…
Она открыла дверь. Внутри начиналась лестница в подпол. Снизу пахло сырой землей, но и только – погреб, что бы там ни находилось, содержался в чистоте. Землей – и чем-то еще, что Коливар распознал не сразу. Обычно этот запах не слышен за множеством других, но здесь он явственно поднимался из глубины им навстречу.