Позывной "Венера"
Шрифт:
— Дети мои, деточки! Живу только для того, чтобы за вас отомстить! Тяу, младшенький мой, где ты?!
Глубокую тишину ночи нарушил гул самолетов. Сердце старой женщины в который уже раз сжалось от тоски по детям.
В конце 1962 года убив старшего брата Хоай Тяу, скрывавшегося в убежище на берегу реки Зу, затем прямо на рынке расправившись и с сестрой Хоай Тяу, которая была на восьмом месяце беременности, Шау Ван — тогда он был полицейским — громогласно заявил:
— Нет, еще не весь свой долг они мне заплатили. Эта гадина Дэм убил моего отца, и теперь три его щенка мне за это заплатят! Да и жене его тоже от моей руки не уйти!
Чум
В начале 1956 года, когда в общину явились посланцы властей Нго Динь Зьема [15] , среди карателей находились и оба брата. Потом Кхань переоделся в форму отрядов гражданской обороны и стал считаться специалистом по «умиротворению». На самом же деле он оставался капитаном полиции. Нгодиньзьемовским властям удалось установить строжайший контроль над общиной. Братья не зевали. Все, что некогда принадлежало их семье — усадьба, поля, — снова перешло к ним. Более того, они даже вдвое увеличили свои владения.
15
Нго Динь Зьем — южновьетнамский марионеточный диктатор, убит в результате государственного переворота в 1963 году.
Шау Ван когда-то учился в одной школе с Хоай Тяу. Он был старше Хоай Тяу на семь лет, а учился всего на четыре класса выше. Потом он совсем забросил учебу, начал помогать полицейским, а затем и сам сделался полицейским и довольно скоро стал начальником полиции общины, а потом получил новое повышение — в полицию префектуры. В то время ему было двадцать четыре года.
С возрастом он становился все более и более жестоким. Убивал, стрелял и делал все это с каким-то особым азартом.
С годами в Шау Ване все сильнее проявлялись коварство, злоба и жестокость, которые он унаследовал от родителей. Убивать давно уже стало для него привычным делом, но помимо этого он приобрел для себя новую усладу: особое удовольствие он получал, заставляя врага прислуживать ему. В пятнадцать лет он изнасиловал девушку, да и теперь частенько давал волю своей животной страсти. Женат он был уже третий раз. Третью жену, двадцатилетнюю красотку, он отобрал у своего подчиненного, младшего лейтенанта, а его самого отправил на фронт.
Убив брата и сестру Хоай Тяу, Шау Ван принялся за розыски самого Хоай Тяу, находившегося на нелегальном положении. Однажды они случайно столкнулись в бою, который, кстати, для Шау Вана чуть не закончился плачевно. Спасло его только численное превосходство над противником.
После 1962 года Шау Ван перешел на службу в республиканскую армию. Ему присвоили звание лейтенанта. Один из его родственников занимал высокий пост в штабе, и благодаря ему Шау Ван стал быстро продвигаться по службе, можно сказать, взмыл вверх, как бумажный змей. Его жестокость, свирепость и злоба немало способствовали этому. К 1969 году он был уже подполковником и командовал 5-м особым полком, в задачу которого входила охрана базы «Феникс».
В 1966 году село подверглось «умиротворению». Шау Ван придумал достаточно коварный план: все семьи, хотя бы отдаленно связанные с вьетконговцами, выгнать из села, переместить поближе к базе «Феникс» и тем создать вокруг нее своеобразную защитную полосу. Так и было сделано, а все земли этих семей сразу попали
Среди тех, кого прогнали со своей земли, оказалась и матушка Дэм. Оставив могилы предков, мужа и двоих детей, она с одним маленьким мешочком в руках, в котором хранилась только вазочка для благовонных палочек, чтобы можно было воскурить их в память о своих близких, села на военный грузовик и вместе с другими приехала сюда, в этот глухой край, за сто километров от своего дома.
Первые три года она собирала в лесу хворост и продавала его женам солдат. Все жалели женщину, но никто не осмеливался и рта раскрыть, боялись шпиков.
А в этом году — случилось это на Тэт [16] , и матушка Дэм навсегда запомнила, как все было, — вернувшись, как обычно, с вязанкой хвороста к своей лачуге, она застала перед ней Шау Вана. Неизвестно, сколько времени он пробыл здесь, поджидая ее. С ним были и шесть его телохранителей.
— Здорово, старая, — благодушно сказал Шау Ван ошеломленной женщине. — Ты помнишь меня?
Она сняла с плеч вязанку и, сложив руки перед грудью, почтительно поклонилась:
16
Тэт — новогодний праздник, отмечающийся во Вьетнаме по лунному календарю.
— Кто же вас не помнит, господин подполковник?! У нас здесь вас всякий знает! Вот опять повышение в чине получили.
— Времена меняются! — захохотал он. — Раньше ваше время было, а теперь наше настало! Сама понимать должна!
— Как не понять, все понимаем!
Он пристально посмотрел на нее, словно размышляя, какую бы это каверзу придумать, потом кивнул на ее лачугу:
— Может, к себе пригласишь? — Не дожидаясь ответа он пинком отодвинул прикрывавший вход лист железа, вошел внутрь и, скрестив ноги, важно уселся на лежанке.
Телохранители остались снаружи, чтобы разгонять сбежавшихся мальчишек.
— Слушай, старая! Поговорим-ка откровенно. Мы с тобой враги с давних пор. Ну да ладно! Кто старое помянет, тому глаз вон. Наше правительство всегда взывало к милосердию, ко взаимной любви. Теперь ты, старая, совсем одна осталась. Твоего неугомонного Тяу больше нет, республиканская армия его покарала по заслугам. Надеяться тебе не на кого, опереться тоже. А я хоть и горяч, но сострадание у меня все же имеется. — Он засмеялся, исподтишка наблюдая за выражением ее лица. — …Не в моем характере долго зло помнить. Я хотел бы, чтобы меня считали человеком великодушным, поэтому и пришел. Хочу предложить тебе поступить в услужение к моей третьей жене, будешь стирать ей белье. Так проживешь и легче, и сытнее. Видишь, как я о тебе забочусь… Вспомни, мы с твоим сыном, Хоай Тяу, когда-то вместе учились…
Заметив, что лицо женщины из мертвенно-бледного стало багровым, он вскочил:
— Я все сказал! Даю тебе на размышление одну ночь, завтра утром сообщишь мне ответ. Придешь ко мне домой, вот тебе пропуск. — И, уже уходя, издевательски произнес: — Не захочешь выполнить мою волю, буду считать, что ты против меня затаила зло! А уж тогда пеняй на себя!
Всю ночь матушка Дэм не могла сомкнуть глаз. Ненависть, горечь унижения сжимали ей грудь, слезы лились же не переставая. Сколько еще будет преследовать и унижать ее враг? Да есть ли в мире кто злее и коварнее этого негодяя?