Позывные Зурбагана
Шрифт:
— Не понимаю, — улыбнулся Алеша, но он понял. Все поняли.
— Будешь ставить на себе опыт, как Дроздов Кирилл; закончишь сразу два факультета: математический и дефектологический. К первому влечет тебя душа, ко второму — чувство долга, а ты их совмести. Хорошо получится. А сейчас поблагодари Кирилла Георгиевича за его хлопоты, и пошли: надо собирать тебя в дорогу.
— Спасибо, Кирилл Георгиевич! — сказал Алеша. — Я вам буду век обязан…
— Может, два, если увеличат продолжительность человеческой жизни, — добавил я.
Мы простились, и тот же водитель (я
Водитель захватил его с собой. Люди в Зурбагане отзывчивые.
Мы долго не могли уснуть, все говорили о будущем Алеши.
— Ты будешь доктором наук, потом академиком, — радовался я, — может, откроешь что-то совсем новое в науке, как Эйнштейн. Сначала в математике, затем в дефектологии. Вычислишь модель безукоризненно здорового гена, и никогда больше не будет умственно отсталых ребятишек. Никогда!
— Для этого надо, чтоб не было пьющих отцов и матерей. Если наш Виталий женится, думаешь, у него будет нормальный ребенок? Я и не знаю, как на него повлиять… Может, ты сумеешь?
— Я подумаю. Здоровые гены — это гены человека, который не пожелает пить водку, вообще никаких наркотиков не пожелает. Ты смоделируешь такие гены, а медики осуществят их практически на человеке. Ты получишь сначала Ленинскую премию, затем Нобелевскую. Весь мир тебя признает. А Христина тебя полюбит, вот увидишь, Алеша!
— За премии? — простодушно удивился Алеша. — С такой ряшкой не полюбит меня девушка, вроде Христины Даль. Согласись и ты.
— Нет, никогда не соглашусь. У тебя хорошее, типично русское лицо. Ты похож на Андрея Рублева…
— Ты же его не видел. Что мне с собой взять?
Мы еще долго разговаривали, выключив свет. Поскрипывал потолок: там ходила Христина.
Утром я проводил его на аэродром. Пожелал ни пуха ни пера. Обнялись. Видимость была хорошая, и я долго следил за самолетом, пока он не исчез в синеве, словно вдруг растаял. Изрядно продрог. Дома я с наслаждением выпил горячего кофе со свежими слойками, которые Нюра с Мишей напекли специально для меня (они меня полюбила за то, что я любил Алешу). Но я не успел даже согреться, как затрезвонил телефон, и Кирилл велел поспешить в институт: немедленно выезжаем в командировку. Машину поведу я.
Конечно же, я — другого шофера НИИ не давали. В Зурбагане они на вес золота, особенно зимой, когда навигация прекращается.
Я не успел уточнить, кто именно едет, на какой машине, как он уже повесил трубку.
Вот уж поистине человек неожиданных решений. Вчера и слова не было ни о какой командировке.
— Оденься потеплее, — посоветовал Миша.
Я так и сделал, потому что меня как-то знобило, и поступил правильно.
Мы выезжали втроем — Кирилл, Христина и я — на строительство туннеля… Далековато, тем более что я там еще ни разу не был. Туда можно попасть лишь по зимнику, а осенью нас подбрасывал туда вертолет.
Только мы снесли и уложили вещи и приборы в газик, как во двор въехала новая «потрясная», как выразился бы Виталий, «Татра», буквально только что с конвейера, мощная и элегантная одновременно.
В кузове было что-то громоздкое, тяжелое, аккуратно прикрытое брезентом и прихваченное веревками. «Татрой» правил сам Кузькин.
— С райкомом договорено, с директором тоже, едете на «Татре»… — затараторил он, выпрыгнув из кабины.
— Какая-то сверхновая хитрая машина для строителей туннеля, только что с испытании. Вот тебе, Болдырев, путевой лист. «Татра» уже заправлена. Запас бензина с собой имеется. В кузове.
— Я туда ни разу еще…
— Не заблудишься, парень. До мостоотряда доберешься по знакомой дороге. Так? Там переночуешь. А завтра, с рассветом, по зимнику. Сбиться там некуда. Один он пока, зимник-то. «Звездная трасса» зовут его наши романтики, те, что Сен-Мар Зурбаганом величают.
— Почему? — оживился я.
— Увидишь сам.
— К звездам близко, — отрывисто пояснила Христина и резко повернулась к Кузькину:
— А постарше и поопытнее у вас никого не было на «Татру»?
— Все водители на подхвате, Христина Петровна. А чем Болдырев плохой шофер? На «отлично» сдал экзамен. Чего вы парнишку позорите, доставит вас за милую душу. А что молод… Сибирь молодым покорять. А вы тоже боитесь, Кирилл Георгиевич?
— Хватит болтовни, мы теряем время, — сказал Кирилл спокойно.
— Вот и хорошо, — просиял Кузькин, — а ты, Андрюша, будь поосторожнее в горах-то. Усек?
— Усек.
— Ну, садитесь, кабина как раз на троих (до чего же все кстати!), и с богом, как говорится. Ни пуха ни пера.
— Спасибо.
— Эх, Андрюша, надо к черту послать! Во двор выскочила папина секретарша.
— Андрей, директор вызывает тебя, мама тебя хочет видеть. Я вопросительно взглянул на Кирилла.
— Иди, — сказал он, — естественно, что Ксения Филипповна хочет тебя видеть. Даю тебе десять минут. А мы зайдем погреемся.
Я неохотно пошел на второй этаж. Еще в коридоре услышал: они оба заливались смехом. Вошел без стука. Они так и покатывались от хохота по обе стороны письменного стола.
Мама поцеловала меня.
— Что же ты не позвонил даже? — попеняла она мне. — Ведь я беспокоилась о тебе, как, по-твоему?
Она выглядела замечательно, совсем не похоже, что беспокоилась.
— Если не секрет, над чем смеетесь? — поинтересовался я. Они переглянулись.
— Просто хорошее настроение, — объяснила мама. — Есть новости… Я возвращаюсь к мужу.
— Ты хочешь сказать, что муж возвращается к тебе. Ведь это он ушел от тебя, — поправил я маму.
— Зануда ты, Андрюшка!
— А как же твой жених?
— Какой жених?
— Кирилл.
— Он меня бросил.
— Когда он успел?
— Сегодня рано утром. Вызвал меня по телефону в сквер, что перед театром… ровно в шесть утра. Сказал, что просит прощения, но он женится только на сибирячке. Видимо, на Христине Даль. Она еще не знает. Просил не говорить: сам ей скажет. Подарил мне на прощание свою книжку, только вышедшую из печати. Издательство «Мир». Я там, конечно, ничего не пойму, слишком много формул. Но с портретом. И такая очаровательная надпись, на, прочти.