Прах и безмолвие
Шрифт:
— Что, черт возьми, происходит? — осведомилась она.
Паско повернулся и уставился на нее с изумлением, которое возобладало над чувством облегчения. Он испытал едва ли не разочарование, обнаружив, что его уверенность рассеялась как дым.
— С вами все в порядке? Я думал… — начал он.
— Да, со мной все в порядке. — Она выглянула в коридор и, увидев вдоль него с любопытством высунувшихся из дверей соседок, напоминавших ряд кариатид, пригласила:
— Заходите, сами увидите, если вас это так интересует.
Это предложение удивило Уилда, но он все понял, когда вошел в комнату и услышал мужской голос:
— Пам, что случилось?
Это был Эллисон Марвуд, который пытался поспешно натянуть
— Извините. Все в порядке. Я думал…
«Не то Паско делает, не то, что надо», — подумал Уилд, который знал, как важно в нужный момент напустить на себя официальный вид.
— У нас есть основания подозревать, — перебил он Паско, что одна женщина, пока неизвестная нам, находится сейчас в смертельной опасности, и мы хотели удостовериться, что это не миссис Уотерсон.
Эта казенная фраза на минуту разрядила обстановку, ибо понадобилось время, чтобы понять ее смысл.
— Смертельная опасность, что, исходит от меня? — возмутился Марвуд.
— Не говори глупостей, — одернула его миссис Уотерсон. — Вы хотите сказать, что она собирается покончить с собой, да?
— Да. Извините меня, пожалуйста, — с трудом проговорил Паско, все еще ошеломленный.
— Вы не писали никаких писем в полицию, миссис Уотерсон? — спросил Уилд, по-прежнему сохраняя официальный тон.
— Нет, не писала.
— Послушайте, это хамство! — вмешался Марвуд, возмущение которого росло по мере того, как он натягивал на себя одежду. — Вы что хотите сказать? Какое право вы имеете врываться сюда и говорить Пам, что она психопатка или что-то в этом роде?!
— Успокойся, Эллисон, — сказала она. — Они не врывались. И еще совсем недавно я действительно думала о… в общем, неважно, о чем я раньше думала. Но писем я не писала. И поверьте, у меня все будет в порядке. Пока Грег был жив, он чуть не разбил, мою жизнь. Но я обещаю вам, что теперь, когда он мертв, это не случится.
Она закурила сигарету и сделала глубокую затяжку.
— Ты же сказала, что бросила, — упрекнул ее Марвуд.
— Нет, это ты сказал, — резко возразила Пам Уотерсон. — А это не так, я не бросила и не собираюсь бросать.
Надо было уходить, не дожидаясь, пока эта маленькая стычка перерастет в войну или разрешится мирным путем в постели.
— Пойдемте, сэр, — обратился Уилд к Паско. — Вы разве не хотите проверить, как там Ширли Эпплярд?
— Что? А, да.
— Эпплярд? — спросил Марвуд, ухватившись за возможность переменить тему разговора, что могло спасти его от бесславного поражения в битве с табакокурением. — Ширли Эпплярд? Дочь Стринджера? Она у вас тоже в списке подозреваемых? Опять облом, ребятки! Вчера вечером в больницу поступила ее мать, и, когда я в последний раз видел Ширли, она сидела у ее постели. Семнадцатая палата.
Старший инспектор с сержантом вышли из общежития. Паско, разумеется, должен был проверить слова доктора, но на этот раз Уилду не стоило труда убедить Паско действовать менее опрометчиво.
Дежурная сестра сказала им, что миссис Стринджер поступила в больницу на обследование после того, как с ней случился обморок. Пока никаких серьезных заболеваний у нее не обнаружено, хотя окончательный диагноз еще не поставлен. Вероятнее всего, у нее просто нервное истощение. Дочь привезла ее сюда, оставалась при ней, пока не удостоверилась, что мать вне опасности, и уехала домой к своему ребенку. Сегодня утром она снова приехала.
Пока они разговаривали с сестрой, появилась Ширли. Она заметила Паско и Уилда, но не подала виду, что знает их, и сказала, обращаясь к медсестре:
— Она снова уснула. Я поеду домой. Соседка присматривает
— Хорошо, — ответила медсестра, — не беспокойтесь. За ней здесь хороший уход.
Ширли Эпплярд кивнула и ушла. Оба полицейских, онемев от неожиданности, поспешили за ней.
— Миссис Эпплярд, можно с вами поговорить? — окликнул ее Паско.
— А я думала, мы с вами уже обо всем поговорили, во всяком случае, до суда, — ответила она, не останавливаясь.
— Да, извините. Мне очень жаль, что ваша мама попала в больницу. Слава Богу, говорят, ничего серьезного…
— Ничего серьезного? Значит, что-то серьезное — это если бы она без ноги осталась?
— Нет, конечно, но…
— Так вот, она осталась без чего-то, что было гораздо важнее ноги!
Ширли резко остановилась и повернулась лицом к Паско. На мгновение ему показалось, что молодая женщина в ярости набросится на него, но она сделала глубокий вдох, и к ней вернулось самообладание.
— Извините, — проговорила она, — не знаю, что на меня нашло. Я сама только недавно это поняла. Я была так глупа, что думала, стоит ей оправиться от первого потрясения, и она начнет наслаждаться жизнью, раз отца уже нет. Мне казалось, что моя потеря гораздо серьезнее, потому что мы с Тони оба были молоды и у меня еще сохранились какие-то глупые романтические мечты. Когда Тони не стало, я пыталась почувствовать соответствующее этой утрате горе, но почему-то душу постепенно наполняло облегчение. Нет, не потому, что он умер. Этого я не хотела, но облегчение от того, что мне больше не надо мучиться, думая, что меня ждет. С мамой — другое дело. Ей приходилось терпеть отца, так, во всяком случае, мне представлялось целых двадцать лет. Но оказывается, все было совсем не так, в их совместной жизни для нее было нечто большее, что-то такое, чего я никогда не знала. И вот я ей говорю, что надо наслаждаться жизнью, как будто ей вдруг неслыханно повезло, как будто она в лотерею выиграла, и все время…
Она с раскаянием покачала головой.
— Знаете, на вашем месте многие стали бы так думать, — искренне проговорил Паско.
— Хорошо, если так, — ответила Ширли. — Но это неправда. Я вчера жаловалась на маму одной женщине, с которой познакомилась в театре. Чанг попросила меня помочь с плакатами, помните? И после этого я начала помогать и в других вещах. Задники красила, еще кое-что делала. Там много народу работает. Чанг великолепно умеет привлечь людей, чтобы они помогали. Вообще-то я никогда в жизни не стала бы общаться с такими, как миссис Хорнкасл, ну, если только здоровалась бы; она жена каноника и говорит так чопорно, но, когда рядом Чанг, все это становится неважным. И вот я стала жаловаться жене каноника на маму, что она, мол, не может взбодриться и радоваться жизни. Миссис Хорнкасл почти ничего мне не сказала, но, видимо, поговорила с Чанг, потому что потом она стала работать вместе со мной и говорить со мной о маме. И вдруг все предстало передо мной совершенно в другом свете. Забавно, да? Жена каноника видела маму только один раз, но знала о ней, похоже, больше, чем я! И вчера вечером я пришла домой и стала разговаривать с мамой, действительно разговаривать, а не поучать. И вдруг она начала мне отвечать, потом разговорилась и все рассказывала, рассказывала, как будто ее вдруг прорвало. Я всегда думала, нечто в этом роде помогает, дает возможность освободиться от тяжести на душе. Но с ней оказалось не так. Она мне рассказала всю их жизнь с папой, все плохое, все хорошее, и совершенно обессилела, даже больше, чем обессилела, просто упала в обморок. Я испугалась, что у нее инфаркт, и позвонила в больницу. И вот ее привезли сюда. Говорят, что ничего страшного, что просто она слишком долго держалась изо всех сил, а я никогда этого не замечала, не видела…