Прах и безмолвие
Шрифт:
— Джо, — рассмеялся Паско, — если бы миссис Тэтчер знала о твоем существовании, она бы пожаловала тебе титул лорда.
Веселое расположение духа не оставило Паско и когда Свиндлз сгружал барахло на площадку перед входом в полицейскую лабораторию.
Джентри, глава патологоанатомического подразделения, его веселья не разделил. Он указал костлявым пальцем на груду ржавого хлама и резко спросил:
— Это еще что?
Паско по опыту знал, что очаровать его и уговорить дружно работать невозможно, поэтому коротко ответил:
— Вещественные
— Но это случилось три месяца назад, и вещи, судя по всему, находились все время под открытым небом!
— Да. Вы уже проводили экспертизу одежды Эпплярда. А также одежды Гейл Свайн. Мне бы хотелось, чтобы вы продолжили эту работу.
— Вы что, хотите сказать, что я допустил какие-то неточности? — возмутился Джентри.
— Я только прошу провести более детальное исследование, чем тогда. Я имею в виду, в частности, те места на верхней одежде, где имеются какие-либо пятна…
— У вас есть распоряжение начальства? — грубо перебил его Джентри.
— Я принесу вам в течение часа бумагу с подписью мистера Тримбла, если только это способно заставить вас выполнять свою работу, — резко проговорил Паско.
— Думаю, в этом нет необходимости!
Не вполне уверенный в том, что имелось в виду: подпись или упоминание о необходимости выполнять свои прямые служебные обязанности, Паско сказал:
— Тогда я буду ждать от вас известий, — и ушел. Ему несвойственна была подобная резкость, но с Доктором Смерть иначе было нельзя.
Однако Паско следовало опасаться жала поострее патолого-анатомического.
— Где тебя носит? — осведомился Дэлзиел, когда Паско вошел в кабинет. — Ты уже из-за этой чокнутой девки сна лишился, что ли?
— Если вы имеете в виду ту несчастную женщину, которая совершила большую ошибку, обратясь к вам за помощью, то вы не правы, — отрезал Паско.
— Черт побери, что это с тобой? Менструация, что ли? Нечего бросаться на тех, с кем работаешь. Оставляй свое плохое настроение дома.
Такого рода резонные упреки от человека, который после беседы с Тримблом был готов всех сожрать живьем, показались Паско верхом несправедливости.
— Вы что-то у меня искали, а? — спросил он, со стуком задвигая ящики стола, в которых Дэлзиел явно порылся.
— У меня голова болит, переработал, — со страдальческим видом ответил Дэлзиел, — думал, у тебя аспирин найдется. Это все из-за репетиций. Мало мне здешнего дурдома! Я, наверное, не в себе был, когда согласился участвовать в этой затее!
— А как ваш новый Люцифер? — спросил Паско, решив, что миролюбие — высшая из воинских доблестей.
— Нормально. Знаешь, что я тебе скажу? Мне не хватает Свайна в этой роли! С ним было как-то более жизненно.
— Не стоит огорчаться, сэр. Скоро все это кончится.
— Господи, парень, ты говоришь, как монашка в богадельне. Но мне необходимо взбодриться, и я разрешаю тебе угостить меня попозже пивом за то, что ты мне так нахамил.
— Но у вас же голова болит.
— Это я специально всем девчонкам говорю.
Когда Паско остался один, он почувствовал, что у него самого разболелась голова. В последнее время его часто донимали головные боли, словно слишком многое, находящееся где-то там внутри, старается вырваться наружу, или наоборот, слишком многое снаружи старается проникнуть внутрь.
Когда-нибудь он сядет за стол и разложит перед собой всю свою жизнь, совсем как дело Свайна. Но пока время еще не пришло. Он не смог бы втиснуть собственные поступки лишь в две свои ипостаси и найти в них только одну непоследовательность. Нет, разных людей в нем было миллиард в минуту, а нелогичных поступков… ну, сколько булавок можно воткнуть в задницу ангела?
Паско попытался улыбнуться этой своей шутке. Не получилось. Он встал, сморщился от боли в поврежденной ноге, закрыл глаза, и перед его внутренним взором появилась темная шахта, где он получил эту травму. Он ощутил, как над ним навис прогнивший потолок шахты, увидел, как на нем копошатся миллионы пищащих летучих мышек…
— С тобой все в порядке?
Это был Уилд. Тревога была написана на его уродливом лице.
— Да. Все хорошо. Правда, я в порядке. Просто не выспался, вот и все. Я вчера засиделся над бумагами по делу Свайна.
— Да?! И какие же великие открытия ты сделал?
— Никогда не знаешь наперед, Уилди, — ответил Паско. На этот раз ему наконец удалось улыбнуться. — Я тебе сейчас расскажу.
Сержант молча слушал, а когда Паско закончил, сказал:
— Ну что ж, удачи тебе. Но я не стал бы забирать свои вклады в недвижимость, чтобы вложить их в твою идею.
— Ну, спасибо, — разочарованно вздохнул Паско. — Поживем — увидим, а?
Прошли сутки, а он все еще ждал. Он твердо решил не звонить Джентри, чтобы не давать тому повода язвить о всем известной нетерпеливости уголовно-следственного отдела. Кроме того, как бы он ни относился к доктору лично, у него не было оснований оспаривать его профессиональную компетентность.
Наконец из лаборатории позвонили. «Не мог бы он к ним зайти?» Он зашел. Он посмотрел. Он послушал.
Когда Джентри закончил, Паско сказал с искренним чувством:
— Я не знаю, как вас и благодарить. Вы просто чудеса творите.
— Мы делаем нашу работу. Но это возможно, только когда нам дают, над чем работать, и четко ставят перед нами задачу, — невозмутимо ответил Джентри.
Однако под его пергаментной кожей явно вспыхнуло что-то, отдаленно напоминающее румянец человека, которому сказали что-то приятное.