Прах к праху

Джордж Элизабет

– Знаете что, – сказала Барбара, – я могу выехать в половине девятого. Или без пятнадцати девять. Особых пробок сегодня нет. Я приеду.

– После длинного рабочего дня? Не глупи, Барби. Мама чувствует себя хорошо, насколько это возможно, а поскольку она спит, она даже не узнает, что ты здесь. Но я скажу ей, что ты звонила.

– Она не поймет, о ком вы говорите, – возразила Барбара. Без подкрепления – визуального, в виде фотографии, или звукового, в виде голоса по телефону, – имя «Барбара» теперь ничего не говорило миссис Хейверс. И даже с визуальным или звуковым сопровождением нельзя было с уверенностью утверждать, что она узнает свою дочь.

– Барби, –

мягко, но твердо проговорила миссис Фло, – я сделаю так, что она поймет, о ком я говорю. Сегодня днем она несколько раз упоминала твое имя, так что мама поймет, кто такая Барбара, когда я скажу, что ты звонила.

Но знать в пятницу днем, кто такая Барбара, не означает, что миссис Хейверс представит, кто такая Барбара, в субботу утром за яйцами в мешочек и тостами.

– Я приеду завтра, – заявила Барбара. – Утром. Я подобрала несколько брошюр по Новой Зеландии. Вы скажете ей об этом? Скажите, что мы спланируем очередное путешествие для ее альбома.

– Конечно, моя дорогая.

– И позвоните, если она снова спросит обо мне. В любое время. Вы позвоните, миссис Фло?

Разумеется, она позвонит, заверила миссис Фло. Барби как следует поужинает, сядет, подложив под ноги подушечку, и проведет спокойный вечер, чтобы набраться сил для завтрашней поездки в Гринфорд.

– Мама будет ждать, – сказала миссис Фло. – Могу даже сказать, что это благотворно повлияет на ее животик.

Повесив трубку, Барбара вернулась к своему ужину. Салат с ветчиной показался ей еще менее привлекательным, чем вначале. На ломтиках свеклы, выуженных вилкой из жестяной банки и разложенных веером, обнаружился на свету зеленоватый налет. А листья салата, на которых, как на открытых ладонях, покоились ветчина и свекла, размокли от влаги и почернели по краям от слишком близкого контакта со льдом. Вот тебе и ужин, подумала Барбара. Оттолкнув тарелку, она подумала о том, чтобы сходить в тот магазин на Чок-Фарм-роуд. Или побаловать себя китайским ужином, сидя за столом в ресторане как белый человек. Или пойти в паб и съесть там сосиски или запеканку…

Она резко одернула себя. О чем это она размечталась? Ее мать плохо себя чувствует. Что бы там ни говорила миссис Фло, матери нужно ее увидеть. Сейчас. Так что она сядет в «мини» и поедет в Гринфорд. И если ее мать все еще будет спать, она посидит у ее постели, пока та не проснется. Даже если ждать придется до утра. Потому что именно так дочери относятся к матерям, особенно если со времени последней встречи прошло больше трех недель.

Не успела Барбара взять сумку и ключи, как телефон зазвонил снова. Она на мгновение замерла. И бессмысленно подумала: «Нет, боже мой, она не могла, не так быстро». И пошла к телефону, боясь снять трубку.

– Нас вызвали, – сообщил на том конце провода Линли, услышав ее голос.

– Черт.

– Согласен. Надеюсь, я не прервал никакого особенно интересного события вашей жизни.

– Нет. Я собиралась поехать к маме. И надеялась поужинать.

– Насчет первого ничем не могу вам помочь, порядок есть порядок. Второе можно поправить быстрым набегом на офицерскую столовую.

– Ничто так не разжигает аппетит.

– Разделяю ваше мнение. Сколько времени вам нужно?

– Не меньше тридцати минут, если возле Тотнэм-Корт-роуд пробки.

– Разве бывает, что их там нет? – благодушно тозвался он. – А я тем временем не дам остыть вашей фасоли на тосте.

– Отлично. Обожаю настоящих джентльменов.

Он рассмеялся и дал отбой.

Барбара положила трубку. Завтра, подумала она. Первым делом утром. Завтра она съездит в Гринфорд.

Мельком

показав свое удостоверение констеблю в форме, который оторвался от иллюстрированного журнала на достаточно долгий срок, чтобы зевнуть и убедиться, что к нему пожаловала не ИРА, Барбара поставила «мини» в подземный гараж Нью-Скотленд-Ярда. Она остановилась рядом с серебристым «бентли» Линли. Ей удалось притиснуться почти вплотную, тихонько посмеиваясь от удовольствия при мысли о том, как ужаснется инспектор, представив, что дверца ее автомобиля может поцарапать драгоценную краску его машины.

Вызвав лифт, Барбара достала сигареты. Она жадно затягивалась, чтобы накачаться никотином до того, как вынуждена будет зайти во владения Линли, где царил лицемерный запрет на курение. Уже более года Барбара пыталась соблазнить его вернуться к сладостному зелью, полагая, что хотя бы одна общая дурная привычка значительно облегчит их рабочие отношения. Однако, выдыхая дым в лицо Линли в первые полгода его воздержания, она добилась лишь страдальческих стонов, говоривших о никотиновой ломке. Когда же прошло шестнадцать месяцев с тех пор, как Линли отказался от курения, он начал вести себя уж совсем как новообращенный.

Сержант нашла Линли в его кабинете, элегантно одетого для несостоявшегося выхода в свет вместе с Хелен Клайд. Он сидел за столом и пил кофе. Однако был не один, и Барбара нахмурилась и остановилась в дверях, увидев его визави.

Напротив него к столу были придвинуты два стула, и на одном из них сидела, положив ногу на ногу, юного вида длинноногая женщина. На ней были бежевые брюки, пиджак в «елочку», блузка цвета слоновой кости и до блеска начищенные туфли на устойчивом каблуке. Она прихлебывала что-то из пластиковой чашки, мрачно глядя на Линли, углубившегося в стопку бумаг. Пока Барбара критически изучала женщину и гадала, какого черта она делает в Нью-Скотленд-Ярде в пятницу вечером, та оторвалась от своего напитка и, тряхнув головой, убрала со щеки косую рыжеватую прядь, выбившуюся из прически. Чувственность жеста вызвала у Барбары раздражение. Она машинально окинула взглядом ряд картотечных шкафов у дальней стены – не убрал ли, часом, Линли фотографию Хелен, прежде чем заманить мисс Делюкс—Журнальную Картинку в свой кабинет. Фотография была на месте. Тогда что тут происходит?

– Вечер добрый, – произнесла Барбара. Линли поднял глаза. Женщина повернулась на стуле. На ее лице ничего не отразилось, и Барбара заметила, что мисс Журнальная Картинка не стала оценивать ее внешность в отличие от любой другой подобной ей женщины. Она не обратила никакого внимания даже на высокие красные кроссовки Барбары.

– А… Хорошо, – отозвался Линли. Отложил бумаги и снял очки. – Хейверс. Наконец-то.

Она увидела сэндвич, завернутый в пленку, пакетик чипсов и закрытую крышкой чашку, поджидавшие ее на столе перед пустым стулом. Барбара неторопливо подошла к столу и, взяв сэндвич, развернула. Похоже на печенку со шпинатом. Понюхала – пахло рыбой. Передернувшись, она уселась и принялась за еду.

– Так что случилось? – спросила она обычным тоном, но покосилась со значением на женщину, казалось, говоря: кто эта королева красоты, что она здесь делает и куда же делась Хелен, если вечером той самой пятницы, когда ты собирался предложить ей руку и сердце, тебе понадобилось общество другой женщины, а в случае очередного отказа неужели ты так быстро смог оправиться от разочарования, ты, ничтожество, сукин ты сын?

Линли все понял, откинулся на стуле и невозмутимо уставился на Хейверс. Мгновение спустя он сказал: